– Фаулер, – сказал он, – я не знаю, как ваше имя…

– Томас. А что?

– Можно мне звать вас Томом, ладно? У меня такое чувство, что все это нас как-то сблизило. Мы любим одну и ту же женщину.

– Что вы собираетесь делать дальше?

Он облокотился на ящик.

– Теперь, когда вы знаете, все пойдет по-другому, – воскликнул он. – Том, я попрошу ее выйти за меня замуж.

– Уж лучше зовите меня Томас.

– Ей придется сделать между нами выбор, Томас. Это будет только справедливо.

Справедливо? В первый раз я похолодел от предчувствия одиночества. Все это так нелепо, а все же… Может, он и никудышный любовник, зато я – нищий. Он обладает несметным богатством: он может предложить ей солидное положение в обществе.

Пайл стал раздеваться, а я думал: «К тому же у него есть еще и молодость». Как горько было завидовать Пайлу.

– Я не могу на ней жениться, – признался я. – У меня дома жена. Она никогда не даст мне развода. Она очень набожна.

– Мне вас так жаль, Томас. Кстати, если хотите знать, меня зовут Олден…

– Нет, я все-таки буду звать вас Пайлом. Для меня вы только Пайл.

Он залез в свой спальный мешок и протянул руку к свече.

– Ух, – сказал он, – и рад же я, что все теперь позади. Я так ужасно переживал. – Было совершенно ясно, что он больше не переживает.

Свеча погасла, но я различал очертания его коротко остриженной головы в отсветах пожара.

– Доброй ночи, Томас. Спите спокойно.

И сразу же, как ответная реплика в плохой комедии, завыли минометы; мины зашипели, завизжали, стали рваться.

– Господи боже мой, – сказал Пайл, – это что, атака?

– Они стараются сорвать атаку противника.

– Что ж, теперь нам, пожалуй, спать не придется?

– Наверняка.

– Томас, я хочу вам сказать, что я думаю о вас и о том, как вы все это восприняли. Вы восприняли это шикарно… шикарно, другого слова и не подберешь.

– Благодарю вас.

– Вы ведь пожили на свете куда больше моего. Знаете, в каком-то смысле жизнь в Бостоне сужает ваши горизонты. Даже если вы не принадлежите к самым знатным семьям, вроде Лоуэллов или Кэботов. Дайте мне совет, Томас.

– Насчет чего?

– Насчет Фуонг.

– На вашем месте я бы не доверял моим советам. Все-таки я лицо заинтересованное. Я хочу, чтобы она осталась со мной.

– Ах, что вы, разве я не знаю, какой вы порядочный человек! Ведь для нас обоих ее интересы выше всего.

И вдруг его ребячество меня взбесило.

– Да наплевать мне на ее интересы! – взорвался я. – Возьмите их себе на здоровье. А мне нужна она сама. Я хочу, чтобы она жила со мной. Пусть ей будет плохо, но пусть она живет со мной… Плевать мне на ее интересы.

– Ах, что вы… – протянул он в темноте слабым голосом.

– Если вас заботят только ее интересы, – продолжал я, – оставьте Фуонг, ради бога, в покое. Как и всякая женщина, она предпочитает… – Грохот миномета уберег бостонские уши от крепкого англосаксонского выражения.

Но в Пайле было что-то несокрушимое. Он решил, что я веду себя шикарно, значит, я и должен был вести себя шикарно.

– Я ведь понимаю, Томас, как вы страдаете.

– А я и не думаю страдать.

– Не скрывайте, вы страдаете. Я-то знаю, как бы я страдал, если бы мне пришлось отказаться от Фуонг.