Иванов, сидя на корточках, протирал обрывком рубахи снаряд и смотрел вверх, кусая губы. Он крикнул и ударил кулаком по колену, когда падающий на них «юнкерс» словно растаял в воздухе.

Вторая машина успела сбросить бомбы, но сделала это на большой высоте и тут же загорелась и упала в лес.

Солдат в тельняшке выронил снаряд и, ругаясь, схватился за плечо. Ложкин подбежал со снарядом к открытому затвору, и неожиданно для себя ловко послал его в казенник, и отскочил, как это делал до него солдат в тельняшке.

Бомбы упали далеко от орудия, и на их разрывы никто не обернулся. Третий «юнкерс» с высоты пятисот метров открыл огонь из пулеметов, с четырехсот сбросил бомбы. Они взорвались под кручей. «Юнкерс» ушел в сторону и стал набирать высоту.

— Один остался! — закричал солдат в тельняшке и вырвал из плеча длинный, тонкий, зазубренный, как пила, осколок. Зажав на плече рану, он теперь с полным правом смотрел в небо. — Этот лихо идет, ох, и хорошо! Эх, мимо!.. — Солдат в тельняшке заскрипел зубами от бессильной ярости, от сознания, что он ничего не может сделать этой крылатой смерти. С каким упоением он помчался бы сейчас ей навстречу и ударился грудью об нее, чтобы защитить, спасти товарищей.

Иванов тщательнейшим образом протирал снаряд. Он знал, что сейчас, через какой-то миг, раздастся последний выстрел и больше снарядов не понадобится: или Кешка собьет «лапотника», или «лапотник» накроет бомбами их, и все же он старался ни одной соринки не оставить на гладком прогонистом теле снаряда. Недалеко виднелась щель, узкая и глубокая. Иванов не глядел на нее, а тер и тер снаряд. Это было все, что он мог сделать сейчас для того, чтобы свою уверенность, силу передать другу и хоть чем-то помочь ему в эту страшную минуту. Пусть Кешка Степанов не видит его, занятый своим делом, но Кешка не может не почувствовать, что друг рядом, что он спокоен и готов разделить с ним его судьбу.

Последний, четвертый «юнкерс» вел знаменитый фашистский летчик. На его счету было немало снесенных переправ, взорванных эшелонов, разбитых батарей. Остзейский барон, потомок крестоносцев и рыцарь «железного креста» с дубовыми листьями. Воинское счастье еще ни разу не изменяло ему. С тупоумной искренностью он считал себя сверхчеловеком, его уверенность в недосягаемом превосходстве над «низшими расами» и особенно хорошая машина до сего времени спасали его. Ко всему этот краснолицый рыжеусый пруссак был хитрым убийцей. Он нашел угол пикирования, при котором, по его расчетам, в него нельзя было попасть людям, деморализованным его ревущей, отвесно падающей на них машиной.

Лейтенант Степанов разгадал хитрость фашиста, как разгадывал хитрость зверя в сибирской тайге. И устрашающая машина, сама выходившая из пикирования, как только летчик сбрасывал бомбы, и надменный ариец разлетелись на тысячи кусков от меткого выстрела русского солдата. В синем небе ветер уносил на запад смрадное облако.

Лейтенант Степанов еще несколько секунд глядел в прицельную трубку, слушая, как, жужжа, летят и шлепаются о землю останки машины. Выпрямился, откинул рукой волосы со лба. Подал команду: