Небрежно раскидана одежда — наверное, Мара очень спешила. На тахте лежит толстая тетрадь с рисунком: рядом с изображениями такси и Межулиса появилось лицо Ирены, знак вопроса жирно перечеркнут, а под ним возникла надпись:

В двери появляется мать Мары. В руках у нее пальто дочери и толстый шерстяной шарф.

— Мара, где ты?

Но Мара уже выбежала во двор, кинула привычный взгляд на брезент, под которым со дня покупки стоит «Волга» семейства Лейи, и, нырнув под арку ворот, принимается торопливо красить губы.

Этот дворик — своеобразный, романтический уголок старой части города. Он значительно ниже уровня уличной панели. Слева возвышается жилой дом, справа — церквушка. Высокая, искрошенная каменная стена отделяет этот двор от соседнего дома, пятиэтажного, с балконами.

Из открытого окна квартиры слышен голос радиодиктора: — …ожидается понижение температуры, кратковременные дожди.

Тут же в окне появляется лысина старого Лейи. Он машет рукой.

— Мара, мать зовет!

Мара стирает помаду, с сожалением смотрит на остаток губного карандаша и послушно возвращается.

Немного погодя она вновь появляется во дворе — теперь уже в пальто и шерстяном шарфе. Сверху раздается голос матери:

— Мара! Мара!

Мара спасается бегством.

В кабинете Григаста сидит женщина в форме бойца военизированной охраны.

— Вы говорите, Эрберт? — задумчиво повторяет Григаст. — И как раз в ту ночь… Интересно!

— Он приехал на такси…

Майор сопоставляет рассказ Мары с только что услышанным, и в его воображении возникает картина:

…Туманный вечер и ворота порта, перед которыми тормозит такси. Из машины выходит Эрберт и, предъявив дежурной пропуск, исчезает в темноте, где воет корабельная сирена.

Григаст собирается закурить, но вовремя замечает, что вложил в мундштук целую сигарету. Режет ее пополам и спрашивает:

— На каком судне он был?

— На западногерманском. На «Марии-Терезии». Перед этим позвонил из бюро пропусков капитан. У него заболел матрос.

— Как выглядел?

— Корабль? Серый, с белой надстройкой. Такой же, как все…

— Нет, Имант Эрберт!

— Да ничего в нем такого не было, — пожимает плечами женщина. — Плащ, в руке чемодан.

— Быстро он ушел?

— Через полчаса…

— Пароход?

— Ну да, пароход! Через полчаса после того, как доктор сошел на берег.

— Чемодан проверяли?

— Чей? Доктора Эрберта? Да это же золото, а не человек! Я каждый вечер мужу твержу: «Болей, покамест доктор в портовой амбулатории работает!» Говорят, когда он кончит свою диссертацию…

Вдруг Григаст удивительно легко поднимается с кресла — в кабинет входит Мара.

— Спасибо, достаточно! — перебивает он женщину.

— …Тогда его в академию переведут, — продолжает она.

Григаст берет ее под руку и ведет к двери.

— Хорошо, хорошо. От души благодарю за марки. — И он бесцеремонно выпроваживает за дверь обескураженную женщину.

Закрыв дверь, Григаст пытливо смотрит на Mapу: не заподозрила ли она чего-нибудь? Не слышала ли имени своего возлюбленного? Но его беспокойство напрасно — у Мары куча новостей.

— Чувствую, что сейчас вы затребуете санкцию прокурора на арест, — улыбается Григаст.