— Эти — особые. Они не просто отстреливались, они атаковали секрет и уничтожили его.

— Но остался жив наш чекист, — напомнил Сурмач.

— Тяжело раненный, он им уже не мешал… А может, приняли за убитого. Такое впечатление, что они шли на полное уничтожение наших людей. Зачем это им было нужно? Казалось бы: прорвался через границу — и топай своей дорогой. Нет же!

«Убрали свидетелей прорыва? — невольно подумал Сурмач. — Кто-то кого-то узнал? Или мог узнать…»

Он начал раскладывать по полочкам сведения:

Что стало известно?

1. Первого ноября в районе третьей погранзаставы прорвала границу хорошо вооруженная группа.

2. Она вела бой до полного уничтожения пограничного секрета.

3. Потеряв одного убитым, нарушители ушли в глубь нашей территории.

Что можно было предположить?

1. Иголки и сахарин — далеко не самое важное и ценное, что несли с собою контрабандисты.

2. Возможно, среди нарушителей находились люди, для которых главное было — перейти границу.

3. В пограничном секрете были люди, которых контрабандисты знали в лицо (или наоборот, которые опознали контрабандистов). Поэтому прорывавшиеся позаботились, чтобы живых свидетелей не осталось.

Что было неизвестно?

1. Сколько человек прорывалось?

2. Цель прорыва?

3. Куда прорвавшиеся ушли? (Хотя бы ориентировочно, район поиска).

Дальнейший маршрут Сурмача — на погранзаставу, основное место трагического происшествия. Осмотреть место секрета, поговорить с людьми…

Аверьян готов был немедленно отправиться туда. Но дежурный помощник на него зашумел:

— Ну, ты как с луны свалился! Барон Мюнхаузен! Ночью — на заставу! А где я тебе добуду сопровождающего?

Сурмач понимал правоту Воскобойникова, но все равно — обидно… «Обзывает!»

Он не знал, что за тип этот Мюнхаузен, чем знаменит и в каком мире, но уже одно: «барон», то есть недорезанный буржуй, говорило о многом. И все-таки в тоне, каким Воскобойников произнес это имя (добрая улыбка по отношению к «бывшему»), не позволило Сурмачу возмутиться открыто. Еще попадешь впросак по неведению, побреешь лысого, как говорят в таком случае горняки.

— Сам ты — Мюнхаузен! — выпалил Аверьян.

Воскобойников рассмеялся.

— Да это знаменитый писатель. Заливать умеет — сто полковых брехунов в одного уложишь, и мало будет. Есть у него побасенка, как он с луны свалился… Ну ты губы кренделем не крути, — подытожил Воскобойников. — И если уж сон тебя не берет, поезжай в больницу к своему раненому. Лошадь я тебе определю. До Разъезда путь знаешь, а оттуда две версты: дорога такая — не заблудишься. Только кобуру расстегни, поедешь лесом, маузер может пригодиться в любое мгновение: где те, которые прорвались через границу, — неизвестно.

— Да уж наверняка чесанули вглубь, подальше от беды.

— Ну-ну… На бога надейся, а сам не плошай!

Выехав за ворота казармы, Аверьян все же расстегнул кобуру, откинул крышку: «Не эти, так другие…»

Добираясь до Разъезда, все время присматривался к лошади: в случае чего она первой учует чужих людей. Лошади — они не хуже собак в этом: опасность за версту определяют.

Не так-то легко оказалось ранью-раннею попасть в больницу. Аверьян дважды обошел длинное, похожее на барак или на казарму, здание, стучался во все двери, заглядывал в темные окна. Ни единого звука.