Тридцатого декабря, под Новый год, Мальцев, придя из офиса домой, нашел труп жены. Светлана позаботилась о том, чтобы никто не заподозрил мужа в убийстве. Она оставила на столе пустые блистеры от таблеток, приняла душ, сделала прическу, надела красивое белье, положила рядом с собой документы и предсмертную записку. В ней она признавалась в измене. Объясняла, что захотела отомстить Виталию за его бесконечные адюльтеры и родила Катю от другого мужчины.
Со дня смерти Светы прошло много лет. Виталий не помнил письма в подробностях, но его копия находится в деле, которое милиция открыла по факту самоубийства. Собачкин пошарил по сусекам, нашел записку, прочитал ее и ахнул. Светлана прямо назвала имя отца Катерины. Им оказался врач, которого Мальцева одно время посещала.
Узнав правду, Виталий взбесился и хотел набить морду гаду, но потом вдруг успокоился. Раз Катя не его дочь, то и горевать о ней не стоит. Плакать по самоубийце он тоже не собирался. Все его чувства к жене утонули в океане разочарования. Мальцев не пошел на ее похороны, целый год гулял с разными бабами, потом женился, уехал за границу и сейчас не испытывает желания вспоминать ни Свету, ни Катю. Судьба девочки ему неинтересна, потому что это не его дочь. Пусть о Катерине заботится ее биологический отец.
Семен примолк, затем спросил:
— Хочешь знать имя счастливого папеньки?
— Немедленно говори, — потребовала я.
— Уверена? — издевался Сеня.
— Пожалуйста, — взмолилась я, — сейчас скончаюсь от любопытства.
— Есть предположения? — медлил Соб.
— Ты мне надоел! — не выдержала я.
— Повесить трубку? — деловито осведомился Сеня.
— М-м-м, — простонала я, мысленно строя планы мести.
Ну ничего, будет и на моей улице праздник, Собачкин еще попросит о чем-нибудь меня, вот тогда я припомню ему сегодняшний разговор.
— Ладно, — сжалился Сеня, — слушай и запоминай. Егор Владимирович Булгаков. Эй, почему ты молчишь?
— Жду, когда ты назовешь имя отца Кати, — смиренно ответила я.
— Егор Владимирович Булгаков, — повторил Семен, — ты не врубилась? Давай еще раз: Егор Владимирович Булгаков.
— Психотерапевт? — глупо уточнила я. — Тот, к кому ходила на занятия Ирина Соловьева?
— Здравствуй, тетя жираф, — обрадовался Семен, — мама у тебя жираф, папа жираф и вся семья жирафья. Дошло, наконец!
— Здесь какая-то ошибка, — пробормотала я, — у психолога нет детей.
— Давай поболтаем с врачевателем мятежных человеческих душ! — предложил Сеня.
Я вскочила с дивана.
— Готова ехать к нему прямо сейчас.
— Отлично, — обрадовался Собачкин, — я с ним, кстати, уже созвонился. Булгаков ждет меня, но, думаю, он не выгонит и тебя, все-таки интеллигентный человек. А как поступают воспитанные люди, узрев на пороге незваную гостью? Они думают: «Черт бы тебя, надоедливую дуру, вон унес». Но вслух произносят: «О! Дорогая! Сколько лет, сколько зим! Скорей заходи, пообщаемся». И ведут тебя на кухню, где угощают не очень свежей колбасой, надеясь, что у нахалки живот схватит и ее «Скорая помощь» в больницу увезет.
— Живот! — пробормотала я. — Я дура! Подумала, что про аппендицит Елене Михайловне сообщил отец Кати. Ну почему мне не пришла в голову простая мысль: любовник не сказал бы про операцию, он же сто раз видел шрам на животе Ирины!