Вернулась – и на Западе, и у нас – мода на авангард. Снова стало притягательным – практически повсеместно в культурах европейского крута – активное социальное творчество. Революции опять казались откровением, прорывом к правде. Снова, как в первые десятилетия века, культурное сознание воодушевлено идеей творчества, одержимо обилием проектов. Культуру, как и десятилетия назад, бьет лихорадка тоски по «подлинности», по той последней правде, ради которой не жаль и многое разрушить; она вновь одержима культом молодости, новизны и начала.

Это время, само себе казавшееся временем будущего, на самом деле было временем прошлого. Это – последний романтический период XX века.

Ольга Балла

Средние десятилетия XX века – с середины 30-х до середины 50-х – время господства, и не только в искусстве, того, что с известной долей неточности именуется Большим Стилем: крупных зрелых «имперских» форм, воплощений устойчивости непокойной торжествующей силы.

Другие имена Стиля: неоклассицизм, традиционализм, историзм, реализм («социалистический», как это называлось в одной отдельно взятой стране) – кое-что в нем приоткрывают, хотя называют скорее следствия, чем причины и корни. Если каждый стиль – образ жизни, то к Большому это относится особенно. Он – прежде всего искусство жизни, оперирующее крупными ее объемами, и лишь потом, вследствие этого, все остальные искусства. Именно поэтому Большой Стиль – очень цельный набор приемов моделирования мира и способов его переживания, которые распространялись на BCt – от формы зданий, ширины улиц, структуры городов до сюжетов живописи и манеры игры актеров в кинофильмах и на театральных сценах, от песен до массовых уличных действ.

Это – стиль, мыслящий большими пространствами, крупными массами, мощными объемами. Недаром среди искусств на первое место в это время вырывается архитектура, ставшая частью и прямым продолжением политики. Она заявила себя как синтез и возведение на новый, высший уровень других искусств: живописи, пластики, инженерного искусства, и превратилась из проектирования зданий в очень осознанное и весьма далеко идущее формирование среды, то есть жизненного пространства в целом. Недаром излюбленный жанр архитектурного мышления этого времени – градостроительные проекты. Совершенно не случайно практически в одно и то же время возникают генеральные планы реконструкции трех имперских столиц: Москвы в 1935-м, Берлина и Рима – в 1936-м, а затем и переустройства других городов и создания новых. Нисколько не случаен и глубочайшим образом с этим связан взрывной расцвет в эти десятилетия массовой культуры и ее рычагов: радио, кинематографа, рекламы, которые в руках тоталитарной власти превратились в массовые агитационные средства. Сама политика становится формой массовой культуры, ибо требует единодушной вовлеченности в нее огромных масс, а ведь Большой Стиль в целом, чем дальше, тем больше, превращается в одно сплошное агитационное средство, в котором на главное задание работает каждая деталь. При всем его избытке Стиль очень утилитарен и скрупулезен: мелочей в нем нет – в каждую мелочь проникает грандиозность целого и главного.