×
Traktatov.net » Знание-сила, 2000 № 08 (878) » Читать онлайн
Страница 54 из 102 Настройки

А. Бренер. Гитлер. 1938 г.


К. ди Адуа. Голова дуче, вырубленная в африканских горах


Б. Иофанг В. Гельфрейх, В. Щука. Утвержденный проект Дворца Советов; 1937 г.


Если первые два с половиной-три десятилетия века были временем проектов, мечтаний, утопий, то последующим трем – (конец которых можно определить даже достаточно точно – это 1968-й) пришлось столкнуться с испытанием особого рода, даже своего рода травмой: с тем, что проекты начали осуществляться. Пиком авангардных стремлений, разлитых по всему телу культуры, была русская революция 1917- го года. То, что за ней последовало – открыло собой историю трагедии Авангарда в самом широком его смысле. За временем мечтателей последовало время практиков – чтобы через много лет смениться временем разочарованных и циников, отозваться резким палением культурного престижа и мечтателей, и даже практиков, хотя позиции этих последних всегда были, в конечном счете, более прочны.

Тридцатые годы, казалось бы, еще сохраняли унаследованный от только что миновавшего периода культурной истории революционный потенциал и страсть к преображению и обновлению всего, что только попадётся под руки. Однако они поставили это уже на плановую основу – кое-где и в государственном масштабе. И уже это одно способно навести на мысль о том, что в отношениях с импульсами обновления что-то существенно изменилось.

В пределах двух больших Империй нового образца, большевистской советской и национал-социалистической германской, казалось поначалу, был преодолен обвальный катастрофизм первых десятилетий (люди уже хотели защиты от него – Империи немедленно пообещали им такую защиту!) и начали складываться новые устойчивости. Устойчивость их и того устройства, которое они обещали миру (коммунистическое общество большевиков, тысячелетний рейх фашистов), замышлялась не просто так, а даже на века – в пределе, почему бы и не на всю вечность?

Объявив все предшествующее хаосом, Империи провозгласили и почувствовали себя Космосом. Однако катастрофизм новых устойчивостей выяснился достаточно быстро еще до того, как два этих чудовищных близнеца столкнулись в смертельной схватке. Стало выясняться, что устойчивости этого рода, основанные на противостоянии и крови, некатастрофическими быть просто не могут. Слишком человеческое обернулось нечеловеческим.

30-е годы – время утопического прагматизма. Прагматизм утопистов-победителей, собственно, не вытесняет утопию: он срастается с ней, использует ее потенциал для роста и самоутверждения. Как раковая опухоль, прагматизм, прорастая утопию насквозь, губит вначале ее, а затем и самого себя. Когда утопические импульсы иссякают совсем, голый прагматизм оказывается неубедителен.


Новый культурный авангард – политика

Из рук искусства уходит роль авангардной культурной области: эту роль все более властно забирает себе политика – «искусство возможного». А она не хуже своего предшественника в этой роли, искусства, стремилась к тотальности и не терпела соперников. Искусство и политика этого времени отчаянно борются за власть над массами; и искусство, если и выходит победителем, то лишь тогда, когда принимает политические условия игры и ставит перед собой задачи, поддающиеся политической формулировке. Так идеал «ангажированности» искусства, вовлеченности его в активное социальное действие, провозглашенный Сартром после войны, снискал Сартру столько горячих поклонников, сколько не удавалось ни его романам, ни его пьесам. Уже в 1935-м, когда оба режима стали реальностью, Вальтер Беньямин говорил об «эстетизации политики»: об использовании ею искусства в целях воздействия на массы – противовесом чему может стать только политизация искусства.