Вопрос о существовании амазонок на Кавказе сделался предметом особого рассмотрения, не без дискуссии со стороны русских историков-кавказоведов. Останавливаясь на этом вопросе, И.И. Шопен возражает против скептицизма Страбона и пишет: «Нельзя же, безусловно, отнести к вымыслам столько свидетельств глубочайшей древности, единогласно удостоверяемых и сохранившимися памятниками». Вместе с тем Шопен предлагает свое истолкование амазонства, представляющее собой комбинацию из знакомых нам мотивов. «Существование амазонок с давних эпох истории, — пишет Шопен, — не только вероятно, но даже правдоподобно; в те времена, когда люди были сами хищниками или жертвами хищничества… мужское население иной местности могло погибнуть поголовно… тогда оставшиеся дома жены забрали власть в свои руки, а самые воинственные могли решиться отказаться навсегда от зависимости мужей и таким образом учредить особые женские республики». И автор находит следы господства женщин по всему Кавказу, видя эти следы, в частности, в топонимиях и ссылаясь на приводимое Рейнеггсом предание о народе эмеч, а в подтверждение возможности и вероятности существования женских царств ссылается, заимствуя эти сведения у Иакинфа, на китайское известие о таком царстве в Центральной Азии. Столь же убежденно выступил другой кавказовед прошлого века, В.Б. Пфафф, впрочем, почти дословно повторивший (без ссылки! — М.К. ) Шопена. «Многие писатели, — писал Пфафф, — считают амазонок народом мифическим… но о них говорится в столь многих и разнообразных источниках древней истории, что можно и не сомневаться в их существовании». И Пфафф, в свою очередь, предлагает объяснение происхождения амазонок, повторяя Шопена и присоединяя некоторые собственные домыслы. Со специальной статьей, посвященной опровержению взглядов Шопена и Пфаффа, выступил Е.Г. Вейденбаум. Попытку объяснить античную легенду в ее связи с Кавказом сделал П.К. Услар. Основу для этой легенды составляли для греков сведения об определенном народе, а именно о каппадокийцах Малой Азии, с их вооруженными гиеродулами. При последующем непосредственном знакомстве с каппадокийцами греки, не найдя в них подлинных амазонок, решили, что они переселились в другую страну, и отнесли их местопребывание не то к Скифии, не то к Кавказу. Узнав, в свою очередь, о существовании в этих странах народов, управляемых царицами, народов, у которых женщины ездят на конях, владеют луком и стрелами, одеваются по-мужски и пр., узнав о черкесском обычае бинтования у женщин груди, греки нашли в этом подтверждение своих предположений. Услар указывает далее на соответствующий кавказский фольклор, однако, как это связывается с античной традицией, не объясняет.

Опыт историко-этнографической интерпретации амазонской легенды по отношению к Кавказу находим и у М.М. Ковалевского. Суммируя этнографические данные, свидетельствующие, по его мнению, о былом матриархате народов Кавказа, Ковалевский пишет: «Не вполне баснословными представляются нам рассказы древних писателей, и во главе их Страбона, о живших на Кавказе, к востоку от черкесов, женщинах-воительницах, или амазонках. Не все, конечно, подробности этой столь распространенной в древности легенды, — оговаривается Ковалевский, — должны быть признаны достоверными. Весьма вероятно, что амазонки не выжигали себе правой стороны груди, не ограничивали период половой жизни двумя весенними месяцами и не сходились для этой цели со своими соседями гаргарянами на отделявшей их друг от друга горе. Но следующие частности их быта находят прямое подтверждение в только что описанных нами обычаях кавказских племен; а совместное жертвоприношение, сопровождаемое смешением полов в тайне ночи, напоминает собою те проявления религиозного гетеризма, повод к которому дают совершаемые в честь Лаши жертвоприношения. Жизнь амазонок отдельно от избранных ими временных любовников иллюстрируется обычаем хевсур оставлять жен в первый год, следующий за свадьбой, в жилищах их матерей». Интерпретируя далее в том же духе другие элементы амазонской легенды, Ковалевский не считает невероятным, что легенда эта жила среди черкесов еще во времена Рейнеггса, представляя собою, по мнению Ковалевского, легендаризированный реликт памяти о матриархате и переходе к патриархату.