— Одно другому не мешает.
— Особенно, если старушка лет тридцати, да?
Керимов громко расхохотался, придерживая одной рукой кепку, а вторую подставив ладонью кверху под шлепок гранцовской ладони.
— Эх, Димыч, жалко, что мы раньше не встретились. Я бы тебя с такими девочками познакомил… Какие у меня студентки были! Бриджит Бардо, честное слово! Сыграли бы свадьбу сначала по нашему закону, потом по русскому, весь Баку сидел бы за твоим столом…
— А что, сейчас мне уже поздно играть свадьбу?
— Свадьбу играть никогда не поздно, — помрачнев, ответил Керимов. — Только бакинцев за нашим столом уже не будет. Настоящих бакинцев больше нет.
Он прорычал что-то на родном языке и начал загибать пальцы, ругаясь:
— Этого Горбачева! Этот Народный Фронт! Этих дашнаков! Как мы жили, как мы жили! Какой был Баку!
Доктор Исмаил оглы Керимов родился в карабахской деревне в семье простого председателя колхоза. Было у Доктора несколько сестер и три брата: Тельман, Союз и Местком. Тельман был старшим братом, поэтому стал агрономом и должен был — лет через сорок-пятьдесят — сменить отца на председательском посту. Союзу и Месткому выпало продавать помидоры — понятно, за прилавком они не стояли. А Доктора по разнарядке зачислили в московский вуз.
Доктор не оправдал надежд, навязанных ему вместе с именем. Он не стал ни врачом, ни большим ученым. Не пошел ни по юридической, ни по партийной части. Да еще и женился на русской. Правда, жена была бакинкой в пятом поколении, и это отчасти смягчало нетрадиционность его выбора. Но только отчасти. Потому что сыну председателя полагалось жениться на дочке секретаря райкома, не меньше.
Тем не менее, родня и земляки могли им гордиться. Он стал первым выходцем из района, защитившим кандидатскую диссертацию. Кроме того, на весь район он был единственный мужчина, способный выговорить: «автоматизированные системы управления». Но, конечно, больше всего земляки гордились тем, что Доктор работал в большом Бакинском институте и жил в большой Бакинской квартире (хоть и у жены). Это означало, что у любого мальчишки из этого района теперь есть свой человек в Баку, есть свой уголок в центре города, и есть своя узенькая калитка в неприступной крепости высшего образования.
Но недолго радовались земляки, недолго и сам Доктор наслаждался чистой наукой. Началась война за Карабах… Когда оставаться на родине стало опасно, он собрал все свои регалии, прикупив еще дипломы медвуза и юрфака, и отправился в Ленинград. Доктор принципиально не хотел пользоваться помощью диаспоры (тогда, в 90-м, еще малозаметной), и обивал пороги фирм и кооперативов, хоть как-то связанных с компьютерами. Он методично ходил на собеседования и конкурсы, пока однажды не встретил особо продвинутого менеджера по персоналу.
Холеный белокожий очкарик, перелистав резюме, долго пытал Доктора по-русски и по-английски, по Паскалю и Лексикону, по Фигурнову и черту в ступе, и, наконец, сказал: «О кей. А теперь назовите четыре причины, по которым я должен принять именно вас». Доктор Керимов привстал, набрал воздуха и попытался мысленно сосчитать до двадцати. Но уже на счете «пять» он вдруг обнаружил, что стоит над опрокинутым столом, и, загибая пальцы, перечисляет родственников кадровика, и не только перечисляет, а еще и сообщает их параметры и произведенные над ними операции, причем операции эти проводил якобы лично сам Керимов.