Я остановила машину и вышла из нее. Передо мной был высокий, без единой щели, забор. Я обошла его кругом и не нашла ни единой лазейки. Тогда я достала из багажника запасное колесо, прислонила его к забору и встала на него. Потом я ухватилась за верхний край забора, подтянулась и, спружинившись, спрыгнула на мягкий газон. Окна двухэтажного кирпичного дома наглухо закрывали жалюзи. Нигде никакого движения, создавалось такое впечатление, что дом пуст. Почти сразу же, как только я оказалась за забором, послышалось грозное рычание, и мне навстречу помчался чудовищного вида мастиф, гремя цепью, свисавшей с его ошейника. Я вспомнила семинары в институте, в частности, те, на которых нас учили отражать нападение собак, и похвалила себя за то, что не отлынивала от занятий. Приемов по отражению атак четвероногих было несколько, отрабатывались прямые атаки собак, сначала в намордниках, затем, когда учащимся удавалось победить в себе страх перед животным, намордники снимали, и борьба шла уже всерьез. Семинары вел преподаватель спецкурсов школы милиции. Естественно, практические занятия были рассчитаны на представителей «сильной» половины студентов нашего курса, девушки в них участия не принимали. Но я, по крайней мере, научилась концентрировать свою волю и смотреть собаке прямо в глаза. Сейчас этот прием сработал, и пес, подавившись собственным рыком, даже позволил привязать себя к будке.
Я окинула взглядом территорию усадьбы. Вдали виднелся крытый шифером гараж, имелись еще какие-то строения, видимо, для размещения обслуги и охраны. Однако ни одной живой души видно не было. Такое впечатление, что на всем этом огромном участке были только мы вдвоем с собакой. Но я ошиблась. Потому что, когда я подошла к парадной двери и, вытащив из сумочки отмычки, начала ими действовать, меня остановил дребезжащий старушечий голос:
– Ты чевой-то тут творишь, воровка позорная? Никак честных людей хочешь ограбить?! Вызнала, что хозяев нет, все заранее вызнала! А таперича, как тать, пробираисси, креста на тебе нет! Максим Александрыч-то, уважаемый человек, днем и ночью трудится, не шалберничает, как некоторые, а ты за легкой наживой сюда пожаловала, воровка, бесстыжы твои…
Я решила прервать эту прокурорскую речь, обернулась и увидела… ту самую пенсионерку, у которой санитар Антон утащил портмоне. Она же, видимо, не узнав меня, продолжала свое обличительное выступление:
– Ну, чево вылупилась? Счас в милицию позвоню, тебя в момент в кутузку посодют, узнаешь тады, как по чужим домам-то шастать…
– Ох, бабуля, не помнишь ты добра! А кто тебе кошелек с пенсией вернул? Больницу-то помнишь? «Вовек тебя, дочка, не забуду!» – повторила я ее слова. – Да, видно, память у тебя совсем короткая стала.
– Дочка! А ить это и взаправду ты! – всплеснула руками старушка. – Но как же…
– Здравствуйте, бабушка, не знаю, как вас по имени-отчеству…
– Варвара Никифоровна, – почти машинально ответила она, продолжая смотреть на меня изумленным взглядом.
– Так вот, Варвара Никифоровна, – начала я, пряча отмычки в сумку и извлекая из нее «красные корочки», – я не та, за кого вы меня приняли.