По залу пробежал гневный шепоток.

— Тем не менее, — продолжал судья, — тот факт, что вершились страшные злодеяния, а вы пытались предотвратить их, дабы уберечь невинных людей, принят нами во внимание. Не сумев найти решение в рамках закона, вы, безусловно, совершили преступление. Однако, по моему мнению, вы — не закоренелый преступник, а просто сбившийся с пути человек. Я приговариваю вас к отправке в Австралию и пребыванию в течение двадцати пяти лет в колонии Ее Величества Западная Австралия. — Он поднял судейский молоток, чтобы возвестить о завершении процесса, но стук потонул в возгласах одобрения, шарканье ног и суматохе, возникшей возле скамьи репортеров, первыми ринувшихся к выходу.

Монку так и не удалось переговорить с Эстер, но он все-таки разглядел ее в толпе. Глаза ее сияли, и обыденность строгой прически и простого платья разом отступила перед радостью победы вкупе с нахлынувшим облегчением. В этот миг она предстала почти красавицей. Их взгляды встретились лишь на секунду, но и этого было достаточно, чтобы испытать единение. А затем толпа оттеснила Эстер, и Монк окончательно потерял ее из виду.

Он нашел глазами леди Фабию Грей. Та покидала зал бледная от ненависти, гордо отклонив помощь, предложенную невесткой. Лоуэл Грей, ее старший и теперь единственный сын, шел следом, чуть поотстав. Голова его была высоко поднята, а на губах играла слабая улыбка. Калландра Дэвьет, по всей вероятности, удалилась с Рэтбоуном. Именно она — отнюдь не самая близкая родственница — наняла для него адвоката, и теперь ей предстояло расплачиваться по счету.

Рэтбоун, видимо, уже принимал поздравления. Но хотя Монк всей душой желал такого завершения процесса, он почему-то чувствовал себя уязвленным, живо воображая самодовольное лицо адвоката и отблеск очередного триумфа в его глазах.

Вернувшись в полицейский участок, Монк поднялся к Ранкорну, чтобы доложить, как продвигается следствие по делу об убийстве на Куин-Энн-стрит.

Ранкорн взглянул на прекрасный выходной костюм Монка, и глаза его тут же сузились, а на скулах проступили красные пятна.

— Я жду вас вот уже два дня, — сказал он, стоило Монку закрыть за собой дверь. — Полагаю, вам изрядно пришлось потрудиться, но я, тем не менее, требую, чтобы вы постоянно докладывали о своих успехах, если таковые имеются. Читали газеты? Сэр Бэзил Мюидор — чертовски влиятельный человек. Мне кажется, вы еще не до конца осознали, с кем имеете дело. У него друзья в самых высших кругах — в кабинете министров, в иностранных представительствах, даже в королевской семье.

— А также враги в его собственном доме, — добавил Монк почти с вызовом.

Однако он понимал, что дело вскоре станет еще более запутанным и скверным, нежели теперь. Ранкорн ненавидел такие дела. Он боялся чем-либо оскорбить власть имущих, то есть людей, которые считались влиятельными; он из кожи вон лез, лишь бы угодить министерству внутренних дел и раскрыть преступление как можно скорее, чтобы умаслить взбудораженную публику. С другой стороны, Ранкорн страшился оскорбить Мюидора. Монк же оказывался между молотом и наковальней, поскольку в случае неудачи все камни полетели бы именно в него. Уж Ранкорн бы постарался опозорить на весь свет и укротить слишком ретивого инспектора.