И вдруг он увидел в углу ассегаи и щиты из воловьей шкуры — пыльные, полузабытые. Тогда он толкнул дверь и вошел. Звякнул колокольчик. Тобела выбрал один ассегай, повертел в руках. Деревянное древко было гладким, металлический наконечник — очень длинным. Отполированное, блестящее острие покрывали крошки ржавчины.

Ассегай стоил дорого, но он купил его и ушел из магазина с длинным свертком, обернутым в красивую подарочную бумагу.

В душевой гостиничного номера он отпилил древко, и в ноздри ему ударил запах дерева. Опилки устлали белый кафель, как снег. Он вспомнил родину, Восточную Капскую провинцию. Они с дядей Сензени на невысоком холме. Внизу, в лощине, городок, мирный, безмятежный, как если бы его охраняла рука Божия.

— Вот на этом месте стоял Нкселе. — Сензени рассказал племяннику историю их предков, живо описал битву при Грэмстауне. — Здесь воины отпилили длинные древки у ассегаев, именно здесь, а не в стране Чака придумали короткое колющее копье. Белые все наврали, в очередной раз попытавшись унизить коса. Они исказили даже нашу историю, Тобела!

В тот день Сензени сказал:

— Тобела, в тебе течет кровь Нкома, но тебе передался дух Нкселе. Я чувствую его в тебе. Ты должен пробудить его к жизни.

Он положил укороченный ассегай к ногам своих хозяев из Штази и заявил: отныне он будет убивать только так и не иначе. Он должен смотреть врагу в глаза, слышать его дыхание. Он поступит так независимо от того, годится это начальникам или нет.

— Хорошо, — согласились они, недоуменно хмурясь и улыбаясь, но ему было все равно.

Ножны он смастерил сам. Надо было, чтобы ассегай плотно прилегал к спине, чтобы он чувствовал его кожей и чтобы до оружия в любой момент было легко дотянуться.

«Пропали без вести», — звучал в его голове хор мужских голосов. Он увидел на дорожном указателе надпись: «Макгадикгади». Какое ритмичное, музыкальное название!

— Господь наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода! — говорил его отец на кафедре.

Макгадикгадикгадикгади, пропали без вести, без вести, без вести.

— Мы есть наши гены, мы — случайная сумма всех наших предков, мы — результат случайного переплетения нитей двойной спирали. Мы ничего не можем изменить, — радостно говорил ван Герден, воодушевляясь собственными словами.

В Чикаго его поразила невероятная архитектура и цвет реки, толпы народу и невозможно чистые улицы. Он застенчиво брел по Саус-Сайду и качал головой, глядя на то, что чикагцы называли трущобами. Интересно, сколько жителей Транскея пожертвовали бы жизнью ради того, чтобы позволить своим детям здесь расти? Однажды он инстинктивно поздоровался с чернокожими жителями Чикаго на коса: с виду они все были такие же черные, как и он, но здешние коса давным-давно, несколько поколений назад, забыли звуки родной африканской речи. И для них Тобела был чужаком. Тогда, ночью, он поджидал у станции надземки одного молодого чешского дипломата. Когда тот, кого он ждал, наконец появился, Тобела подошел к нему вплотную, окликнул его по имени. В глазах предателя мелькнул страх. Он был похож на крысу. Ассегай сделал свое дело, но в таком убийстве не было чести. Пало, Рарабе и другие предки Тобелы укоризненно качали головой.