Свернув в боковую улицу с еще более крутым спуском, Владимир выбрался к крепостному валу и, двигаясь вдоль него, вышел к воротам, таким образом сократив свой путь. Он уже примерно знал, что скажет этому нежданному гонцу в монашеской рясе, если тот заведет с ним речь о примирении с Дмитрием. Пусть священники живут по слову Божию, а князьям надлежит жить по дедовским обычаям! И коль недопустимо вносить поправки в канонический текст Библии, то и старинный закон о престолонаследии менять тоже нельзя.

Повинуясь повелению князя, стражники сняли с ворот тяжелые дубовые запоры и растворили высокие, обитые железными листами створы настолько, чтобы между ними мог пройти один человек.

Выйдя на стылую после ночного заморозка дорогу, Владимир увидел примерно в сотне шагов от ворот одинокую фигуру монаха в длинном темном одеянии с капюшоном. Чернец стоял на горке спиной к Владимиру, глядя на реку Нару, по которой плыли большие льдины и мелкое ледяное крошево — ледоход в эту весну выдался ранний.

Владимир направился к монаху. Тот, услышав его приближающиеся шаги, медленно обернулся. Владимир невольно замер в трех шагах от старца, объятый сильнейшим волнением, — перед ним стоял сам Сергий Радонежский! Игумен тяжело опирался на посох с изогнутым верхом. Его слегка прищуренные глаза с сетью мелких морщинок в уголках были задумчиво-печальны.

Отвесив поклон, Владимир поприветствовал игумена, а затем преклонил колено, когда рука старца плавно взметнулась вверх, осеняя его крестным знамением.

— Здрав будь, князь Владимир! — с некой негромкой торжественностью проговорил Сергий. — И пусть твое телесное здравие гармонично сочетается с твоими здравыми помыслами, от коих ты ныне отступил, замышляя злое против брата своего. Мне ведомо, княже, что не враз и не вдруг решился ты на сие дело. Лишь собрав в узел все свои сомнения и честолюбивые помыслы, все вопросы, на которые не чаял найти ответ, смог ты утвердить в своем сознании твердое намерение пойти до конца в споре за власть с Дмитрием.

Владимир внимал Сергию, чувствуя себя беспомощным ребенком перед ним. Игумен с удивительной прозорливостью подметил те душевные терзания, так долго изводившие Владимира и в конце концов подтолкнувшие его к неповиновению великому князю.

«По своему ли почину прибыл ко мне Сергий или по воле Дмитрия? — промелькнуло в голове Владимира. — Побывал ли Сергий в Москве перед тем, как отправиться в Серпухов?»

Игумен ненадолго умолк и вновь поглядел на реку, на пойменные луга на другом берегу, где среди тростников и ивовых зарослей еще белели тут и там островки нерастаявшего снега. С юга тянуло теплым ветерком, напоенным запахом сухой травы.

— У тебя здесь благолепие, князь, — сказал Сергий, с наслаждением вдыхая воздух полной грудью. — Ни тебе дремучих лесов, ни болот непролазных. Монастыри вон стоят по обоим берегам Нары, сверкая золочеными крестами. Вольность и красота! А уж покой вокруг, поди и в раю такого не сыщешь.

Владимир хранил молчание, словно завороженный словами Сергия, такими простыми и душевными, идущими от самого сердца.