Брови Джонатана сошлись на переносице, и он издал старушечий скрипучий, раздраженный звук.

— Вам не надоело все время думать об этом красавчике? Тот парень — конюх, о котором говорил ваш элегантный обожатель. Как его зовут?

Я назвала имя Тома. Его грубость не показалась мне обидной, скорее, она меня позабавила.

Вмешательство священника не очень подействовало на Клэра. Он вернулся домой в тот вечер, обуреваемый желанием выпить, и предавался питью весь следующий день. Я старалась не попадаться ему на глаза, ссылаясь на головную боль. Ближе к вечеру, когда Клэр заперся в библиотеке, я отважилась выйти из дому, желая глотнуть свежего воздуха. Едва пройдя аллею, обсаженную кустами, я столкнулась с тем уродливым лондонцем. Он дотронулся до фуражки с той же нагловатой небрежностью, как и в прошлый раз, и не выказал никакого желания уступить мне дорогу. Когда я повернулась, чтобы уйти, он последовал за мной. Теперь, когда Клэр находился в доме, а его шпион — других слов для него у меня не было — снаружи, мне некуда было скрыться, кроме моей комнаты. Но к исходу дня меня вынудили признать, что даже там я не была в безопасности.

Я готовилась ко сну, когда услышала шаги Клэра по лестнице. Его нетрудно было услышать: он кричал что есть силы.

Анна причесывала мне волосы и остановилась, услышав приближение Клэра. Наши взгляды встретились в зеркале, и меня тронуло ее молчаливое сочувствие и объединившее нас чувство беспомощности. Несмотря на разницу в положении — служанки и супруги, с точки зрения человека, кричавшего за дверью, мы мало чем отличались друг от друга.

Когда дверь распахнулась настежь, я не смогла сдержать крика ужаса. Я никогда не видела своего мужа в таком непотребном виде. Он был в нарукавниках, со сбитым набок галстуком, расстегнутый ворот рубашки обнажал его шею. Клэр задержался в дверях на мгновение, изучая меня сверкающими глазами, затем повернул голову и закричал:

— До-обрый… вечер, до-обрый вечер! Сладко спите, старушечка, все, что вы можете делать, — это спать, бедная старушечка. Но не я. У меня сегодня вечером есть кое-что получше…

Смеясь, он вошел в комнату и попытался рывком закрыть дверь, но промахнулся. Дверь осталась открытой, и это моральное унижение принесло мне гораздо больше страданий, чем физические оскорбления.

Я встала, отшатываясь от приближающегося Клэра. Уголком глаза я видела Анну, стоявшую у туалетного столика с гребнем из слоновой кости в руке.

Клэр бросился ко мне. Я попыталась уйти в сторону, но больная нога моя подвернулась, я споткнулась, и Клэру удалось схватить меня за рукав халата. Ткань треснула, но не оторвалась, и движением руки он подтянул меня к себе.

Сохрани я хоть капельку здравого смысла, я бы подчинилась Клэру. Сопротивление лишь усугубляло мое и без того отчаянное положение. Но я не могла ничего с собой поделать. Меня охватило такое отвращение, как будто меня коснулась змея.

Мое сопротивление разъярило Клэра, и, размахнувшись, он ударил меня рукой по лицу.

Удар был не очень сильным, но у меня закружилась голова, из рассеченной губы потекла кровь. Вдруг Клэр вскрикнул и выругался. Он выпустил меня, и я бессильно упала ничком на кровать.