— Короче, из такого какого-то крупного города, — подвел итог настоятель.

— И кто, как вы говорите, он был по профессии?

— Ко времени переезда сюда он ушел в отставку. Что-то связанное с бухгалтерией. Или с недвижимостью. В таком роде. Я всегда забываю подробности. Но он располагал весьма значительными средствами.

— Это я уже понял. А как мистер Фриман проявил себя здесь?

— С наилучшей стороны. Превосходный прихожанин. Регулярно посещал церковные службы. Помогал во всем. Очаровательный человек.

— Слышали что-нибудь о нем после отъезда отсюда?

— Ничего. К своему величайшему разочарованию. Но таковы уж люди. Моя жена даже обижалась сначала, что они не написали нам хотя бы одного письма.

— Мне показалось это неучтивым и даже грубым, — кивнула его супруга.

— Фриманы забыли оставить нам свой новый адрес. И на почте никто не знал его тоже. Как я понял, им пришлось вернуть отправителям несколько писем, пришедших после отъезда. Хотя в основном рекламного характера, как упоминал Браун. Браун — это наш почтмейстер. У него еще голова такой вытянутой формы.

— Значит, вы понятия не имеете, куда переехали Фриманы?

— Они сами не могли решить, куда им отправиться. Сказали, что мебель временно поместят на склад. А потом устроят себе отпуск. Ведь они, бедняги, ни разу прежде не бывали за границей.

— Вы хотите сказать, что отсюда они поехали за границу?

— Да. Во Францию.

— Откуда вам известно, что именно во Францию?

— Они сами говорили мне о своем намерении. Кроме того, я подписал как поручитель их обращение за паспортами.

Стьют некоторое время хранил молчание, пристально глядя на священника.

— Вы точно это помните? — спросил он потом.

— Как же мне не помнить? Фриман еще шутил над этим. Мужчина в его-то возрасте, который никогда не нуждался в паспорте для заграничных поездок! Бедняга! Теперь ему нужен паспорт в мир иной. Но с этим у него все в порядке. Можно не сомневаться.

— Съешьте еще кусочек пирожного, — предложила хозяйка.

— И для посещения каких стран был ему выдан паспорт?

— Франции. Только Франции. Я хорошо запомнил. Еще отпустил тогда реплику по этому поводу.

— Понятно. Что ж, не смею больше обременять вас нашим присутствием. Огромное спасибо за информацию.

— И за чай тоже, — замолвил словечко я в попытке несколько смягчить улыбкой неожиданную резкость инспектора.

— Не за что. Для нас это удовольствие. Истинная радость, — отозвался настоятель, и я легко поверил ему. — Хотя повод очень печальный, — добавил он.

— Чрезвычайно грустный, — поддержала его жена. — Уверены, что не хотите еще поесть? (Перестань чесаться, Люсиль!) Неужели его супругу тоже убили?

Но Стьют уже выходил из комнаты, и мне пришлось несколько неопределенно покачать головой в ответ на ее прощальный вопрос, а затем последовать за настоятелем и инспектором через холл. Мы обменялись с хозяином краткими рукопожатиями и спустились по ступеням крыльца мрачноватого дома. Стьют поспешил прикурить сигарету, а потом с таким облегчением выдохнул дым, словно в легких скопилось нечто, от чего ему не терпелось навсегда избавиться.