— В котором часу это было?

— В котором часу? Ах, время, время! Ха! Ха! И вы еще спрашиваете меня о времени, инспектор! Вам, судя по всему, ничего не известно о моей репутации. Здесь меня считают самым непунктуальным человеком во всем мире. Тем я печально и прославился. Я как-то совсем не замечаю течения времени.

— Но хотя бы приблизительно?

— Это было, должно быть, между пятью и шестью часами. Я ехал совершенно один. И вдруг заметил мотоцикл, стоявший у обочины дороги.

— Развернутым в какую сторону?

— В мою. То есть в сторону Брэксэма.

— Какой марки мотоцикл?

— О! Вот здесь я могу вам точно ответить. Сам когда-то был заядлым мотоциклистом. Сейчас, конечно, давно бросил это увлечение. Мотоцикл «Радж-Уитуорт». Пятьсот кубических сантиметров. Собран на заказ. И, как мне показалось, почти новый. Что ж, подумал я. Обычное дело. Молодежь, инспектор, молодежь! — И он рассмеялся вроде бы от всего сердца, но для меня этот смех прозвучал почти зловеще.

— Вы кого-то видели при этом?

— Да, инспектор, видел. Молодого человека и девушку. Они удалялись от меня через пустошь. Лиц я не разглядел. Но на парне была одна из типичных для мотоциклистов непромокаемых курток и такие же брюки в обтяжку. А девушка была в белом плаще. Но я, конечно, всего лишь проехал мимо.

— Да, понимаю. — Стьют поднялся на ноги перед визитером. — Весьма вам признателен, викарий.

— Не благодарите. Рад был помочь. Хотел бы рассказать больше. Сложная у вас работа. Ха! Ха! Есть убийца, но пока нет убийства! Я бы ни за что не разобрался! Всего хорошего, инспектор! — И с этими словами он вышел за дверь.

Было около трех часов дня, и Стьют решил, что нам пора отправиться на пустошь и проверить, как идут поиски. Показания викария стали дополнительным указанием, что с наибольшей вероятностью тело спрятано именно там. Не могло быть ошибки в описании им одежды Роджерса и мисс Смайт. Он сумел даже определить марку мотоцикла.

Казалось, у нас появился хороший шанс прямо прийти к раскрытию преступления. Я был только рад тому, как быстро вел машину Стьют, и потом, когда увидел поджидавшего нас констебля Смита из Чопли.

— Я распорядился особенно тщательно осмотреть то место, которое указал викарий, — сказал он.

— Обнаружили что-нибудь?

— Очень многое, — ответил Смит с самодовольной улыбкой и подвел нас к набору предметов, сложенных на траве.

Стьют насупился.

— И что это такое, черт побери? — осведомился он.

Перед нами оказалась весьма странная смесь из всевозможных находок. Старые башмаки, бумажные сумки из магазинов, обрывок женской юбки, газета, пустые консервные банки, два чайника (причем один без носика), мужская шляпа, ржавый перочинный ножик и игрушечная кукла. Каждая из этих вещей совершенно очевидно провалялась среди пустоши по крайней мере с прошлого лета, а возможно, и несколько лет. Башмаки выглядели почти музейным экспонатом, юбку могла давным-давно носить какая-нибудь цыганка, жестянки и нож проела ржавчина, шляпа тоже казалась реликтовой, а уж кукла находилась в более плачевном состоянии, чем та, которую нашла сентиментальная леди, чья песня стала украшением романа Чарлза Кингсли «Дети воды».