— И что же, как вы думаете, означали слова Бенсона? — спросил сэр Уильям.

— Вот здесь вы ставите меня перед необходимостью сообщить о своем бессилии, — ответил Биф. — Когда человек, чьего оправдания вы добиваетесь, не рассказывает всего, что ему известно, вам едва ли удастся добиться многого, не так ли? А потому должен подвести под этим черту, джентльмены. Я изложил вам все, что знаю, поделился всеми своими находками, но ничто не складывается в единую картину, и мне не удается установить истинного виновника.

— Понимаю, — произнес сэр Уильям, медленно вращая кольцо на своем пальце. Затем он внезапно поднял взгляд. — Не думаю, что вы понадобитесь нам как свидетель, сержант, — сказал он резко, — хотя вы действительно сумели снабдить нас несколькими важными уликами. Я поручу мистеру Николсону связаться с той девушкой и взять показания у механика. Боюсь, однако, нам ничего не даст предъявление в качестве вещественного доказательства найденной трости с лезвием, как и упомянутого вами отравленного виски.

— Как же в таком случае вы собираетесь добиться его оправдания? — изумился Биф.

Николсон поспешил прийти на помощь своему боссу.

— В нашей практике не принято, чтобы сыщик, временно нанятый для участия в расследовании, подвергал сомнению методы, которыми собираются воспользоваться столь опытные адвокаты, — внушительно заявил он, и Бифу осталось только принять его слова в качестве ответа на свой вопрос.

— Простите, что не сумел добиться большего, но таково уж положение вещей. — И он потянулся за своей шляпой.

— Вы очень хорошо поработали. — Сэр Уильям дружески пожал ему руку.

Но мне показалось, что он был единственным в этой комнате, кто искренне согласился бы с ним. Даже я сам чувствовал горькое разочарование в результатах расследования Бифа и винил себя за почти необъяснимую, близкую к иррациональной веру в его блестящие способности. И когда мы вышли на улицу, я не выдержал и все ему высказал.

— Надеюсь, вы хорошо осознаете, что, если Стюарта Феррерса признают виновным, для вас это будет означать провал в попытке оправдать его и спасти от виселицы, а также окончательно подорвет вашу репутацию?

Биф воспринял мои слова с удивительным стоицизмом, даже с каким-то равнодушием.

— Больше я ничего не смог бы добиться, — сказал он. — Сделал все, что было в моих силах.

— Почему вы не предъявили им записку, найденную в спальне Питера Феррерса?

— Никак невозможно, — ответил он. — Я ведь добыл ее путем незаконного проникновения в чужой дом и несанкционированного обыска. Не забывайте об этом.

— К чему такая щепетильность сейчас? Тогда вам самому собственные действия казались полностью оправданными.

— Да, но записка не имеет для нас никакого смысла, верно? — с полным на то основанием возразил мне Биф. — Если бы она могла хоть как-то помочь добиться снятия со Стюарта Феррерса обвинения, ситуация выглядела бы иной. Но для меня до сих пор непостижимо, какую роль тот клочок бумаги сыграл в деле.

Я постарался немного встряхнуть его:

— Вы сами на себя не похожи, Биф. Ваши методы выглядят порой более чем странными, но вы ведь всегда умели в итоге установить подлинного преступника.