А сколько раз Пэм обращалась ко мне с какой-нибудь мелочью, вроде очередной царапины или ушиба, которые наши отпрыски зарабатывали, грохнувшись с велосипеда! Но я, пребывая в постоянном стрессе, слишком часто огрызался в ответ, пускаясь описывать во всех подробностях изуродованные тела мертвых детей того же возраста, что и наши, и требуя не приставать ко мне со всякой ерундой.
Конечно, надо сохранять умение сочувствовать. Но со временем, как ни старайся, неизбежно вырабатывается иммунитет к менее ужасным событиям, чем те, которые видишь на работе. Как-то раз я сидел за столом с детьми, а Пэм пошла на кухню открыть упаковку продуктов. Нож выскользнул из рук, и жена сильно порезалась, громко вскрикнув. Мы дружно побежали к ней. Но как только я убедился, что ничто не угрожает ни жизни Пэм, ни даже сохранности ее пальца, я стал с интересом изучать следы крови, мысленно сопоставляя их с теми, что видел на местах убийств. Намереваясь разрядить обстановку, я пошутил: «Смотрите, двигая рукой, мама каждый раз оставляет новый след. Вот так и определяют, что произошло между нападавшим и жертвой». Вряд ли домашним понравилась моя шутка.
Все мы стараемся выработать защитный механизм, чтобы справляться с ужасами, которые видим по долгу службы. Но у защиты есть и обратная сторона. Однажды ловишь себя на мысли, что стал хладнокровным и бессердечным сукиным сыном. Если дома все в порядке, а брак крепок, то и служба дается легче. Но если отношения в семье не ладятся, то любой, даже незначительный стресс-фактор многократно усиливается, обостряя и остальные проблемы. Так случается и у тех, кого мы выслеживаем.
У нас с Пэм был разный круг общения. С ее друзьями я не мог поговорить о том, чем занимаюсь, так что общался только со своими. Я нередко замечал, как скучаю в компании людей, далеких от правоохранительной службы. Меня не интересовали их незатейливые заботы. Когда днями напролет влезаешь в голову то одного убийцы, то другого, уже совершенно безразлично, где у соседа стоит мусорная корзина или в какой цвет он выкрасил забор.
Впрочем, я рад тому, что мы с Пэм сумели остаться добрыми друзьями, пройдя через все невзгоды. Дети живут со мной (кроме Эрики — она теперь в колледже), а с Пэм мы почти все время проводим вместе. Функции родителей мы делим по-честному, то есть пополам. Я счастлив, что не пропустил хотя бы взросление Лорен и Джеда.
Одинокие 1980-е, когда я поначалу был единственным профайлером ФБР на полной ставке — пусть мне и помогали по мере возможности Рой Хейзелвуд, Билл Хагмайер и другие ребята, — остались далеко позади. Теперь в нашем отделе более десяти человек. Этого по-прежнему недостаточно, чтобы справляться со всем объемом работы, но зато позволяет сохранять достаточно близкие отношения как внутри коллектива, так и с местными отделениями полиции, что и стало визитной карточкой нашего modus operandi. Со многими шефами полиции и рядовыми следователями мы познакомились еще во время их обучения в Национальной академии. Так, шериф Джим Меттс, которому я помогал в поисках убийцы Шэри Фэй и Дебры Хельмик, и капитан Линда Джонстон, работавшая с Грегом Маккрери по делу об убийстве проституток в Рочестере, были выпускниками Национальной академии.