В другой комнате шьют, значит. Две швейные машинки стоят, богачество! Я когда впервые их увидал, ажно залип. Мастер потом смеялси, что слюни капали, но то ён смеётся просто! А я просто механизмы люблю и интересуюся. Ндравится!
А, спальня ещё хозяйская и кухня. Жить можно! Да и Марья хучь и дура-баба, а хозяйка справная. Мишка с Сашкой по хозяйству ей помогают, значицца, но токмо помогают, а не тянут на своём хребту!
— Мундир шьём, — гордо сообщил Сашка, стоящий у стола с мелом в руках, — я вот помогаю. Поручицкий!
— Здоровски! — зависть, оно конечно грех, но вот ей-ей, я повыше вскарабкаюся! Пусть я и прислужник всего-то, хоть в учениках и числюся, но Тот-который-внутри ажно девять классов оканчивал! В гимназии восемь лет учатся всего, и это ещё не все, многие и раньше учиться перестают.
А тут девять! Потом ишшо училище, профессионально-техническое. Шутка ли! Анжинером наверное был, покудова попаданцем не стал и память не повредили супостаты. То-то меня к машинерии всякой тянет!
— Ставь чайник, — приказал мастер Сашке, глянув на висящие над печкой ходики, — да баранки доставай!
Рассказываю, значицца, да чаёк из блюдца попиваю. С сахаром, по-господски! Ну и вежество соблюдая, конечно. Не хрущу сахарок-то, как белка орехи, а скромно. А то ить в другой раз и не пришласят!
— Сходу? — переспросила Марья, призадумавшись. — С порога орать почала?
— Агась!
— А я те говорила! — оживилась Жжёнова, обращаясь супругу, — что на рынке ея облаяли! Хучь у неё и хайло здоровое да вонючее, ан нашлась и на неё управа.
Как и все бабы, Марья любила почесать языком, но муж ейные опытный, даром что старше почитай на десять годков! Знай, кивает себе да помалкивает. Но от дружков знаю уже, что и по столу кулаком стукнуть могёт, а то и вожжами приложиться. Момент понимает.
— Убили! Как есть убили! — раздалось со двора и мы прильнули к окнам. Прасковья Леонидовна, простоволосая, визжала во дворе.
— Тиатра! — восторженно сказал Мишка. — А это что у ей под глазом? Никак ссадина?
— Да ну, — возразил Пашка, — с такого-то расстояния рази увидишь?
Дмитрий Палыч за супружницей не выскочил, и визг её скоро стал таким… победительным.
— А чтоб тебя, ирода, разорвало!
Она крестится с силой, вбивая пальцы в плоть до синцов.
— Господи! Накажи его! Все обиды мои зачти ему! И глаза открой…
— Тьфу ты, Господи, — сплюнул Федул Иванович, — никак она верх берёт!
Глянув на меня, пробормотал что-то, переглянулся с супружницей и сказал:
— У нас сегодня переночуешь, на кухне. А то она ить в таком состоянии забьёт тебя до полусмерти, прости Господи! Завтра с утра явишься как ни в чём ни бывало, ясно?
— Ясно, дядинька Федул Иваныч!
— А сейчас с глаз моих, все трое! И чтоб до самого вечору не появлялись! Всё едино работа у вас не пойдёт. Моя-то дурища уж побежала любопытствовать, и почнёт сейчас носиться туды-сюды безголовой курицей. Нам-то с Антипом и то нервенно будет, а вас и вовсе издёргает. Ишшо напортачите чего. Ступайте!
— Хороший у вас мастер! — хвалю его, ссыпаясь по лестнице, пока Прасковья Леонидовна окружена любопытствующими бабами.