Выступали и писатели.

Не только советские. Хотя «наскрести» по всему миру представителей этого направления литературы оказалось очень сложно. В силу его крайней ограниченности. Поэтому иностранные делегации были больше представлены издательствами, журналистами и просто любопытствующими. Да и они не приехали бы, если бы Союз не оплатил им дорогу и проживание, включая банкеты-фуршеты и так далее.

Пиар стоил денег.

И Михаил Васильевич в дуэте с Луначарским сумели убедить ЦК в необходимости выделения этих средств. Не таких уж и больших, хоть и ощутимых.

Но долго на этом конвенте нарком не задержался. Выступил. Немного «пожал руки». И побежал по делам, каковых у него хватало. Прежде всего кулуарных, ставших куда более важными последнее время…

— У меня иной раз ощущение, что революция продолжается… — отхлебнув чаю произнес Каганович. — Столько всего постоянно происходит. Такие титанические подвижки.

— Так и есть, — ответил вполне серьезно Дзержинский.

— Революция — это не беготня с винтовками. Настоящая революция — это изменение нашей жизни. Нашего мышления. — добродушно произнес Фрунзе. — Разруха, она ведь не в сортирах, она в головах.

— Как-как? — оживился Каганович.

— В головах, говорю, разруха, а не в сортирах. Вот заходишь ты, допустим, в переулок. Видишь — нассали. Грязно. Воняет. Кто виноват?

— Кто нассал. — не задумываясь ответил Каганович.

— На первый взгляд — да. Но, если глянуть глубже, то не все так однозначно.

— Отчего? Как по мне — все очень однозначно.

— А скажите — как быть человеку, ежели ему приспичило? Всякое же бывает. С физиологией не повоюешь. Ей сколько не приказывай, а иной она не станет. Природа-с.

— Да. Бывает. Но ссать в подворотнях это… — скривился Каганович.

— А где же этому бедолаге еще пристраиваться? Уж не на улице ли?

— Ну…

— Проблема это комплексная. И виновно в нем намного больше людей, нежели можно подумать на первый взгляд. Тут и сам исполнитель, конечно. Но ведь город большой. И тебе не всегда можно дойти до сортира. А на людях, допустим в сквере, справлять такие дела стыдно. Девицы же смотрят. Да и вообще. Но куда идти? Общественных туалетов то нет. Те люди, что наверху сидят, о них не подумали. Ибо сами с такой нуждой обычно не сталкиваются. И жизнь видят либо из окна своего кабинета, либо из окна автомобиля. У них все хорошо. Плохо у тех, кем они управляют.

— Ну так-то да.

— Но ведь люди как-то оказались у власти. В демократических странах их выбирают сами граждане. В монархиях или диктатурах — назначают. Суть от этого не меняется. Их кто-то на эту должность ставит. И этот кто-то отвечает за то, как сей чиновник трудится. Вот и выходить — нассал в подворотне один, а виновато общество. Слишком много слоев и взаимосвязей. А почему виновато? Потому что, как я выше сказал — разруха она не в сортирах, она в головах.

— Тут уж вы хватили. Слишком все глобально как-то выходит…

Это была их первая встреча в таком формате. И заходили они на важную беседу издалека…

Каганович, сидевший с 1925 года на Украине к концу 1927 года уже вошел в терминальную стадию конфликта с местными националистами. И искал отчаянной поддержки в центре.