Волк потихоньку восстанавливал былую форму и к следующей зиме нехватку в пище не испытывал: мало кому удавалось избежать его клыков.

В один из знойных полудней дремавший на лесине Смельчак проснулся от хруста гальки и плеска воды: кто-то переходил речку. Похватав пролетные запахи, волк уловил чарующий аромат стельной лосихи[59]. Принюхался — точно, она! Брюхатая осторожно брела по перекату прямо на него. Волк сглотнул слюну. От предвкушения возможности поесть свеженины в голову ударила кровь.

Когда лосиха остановилась под обрывом, чтобы дать стечь воде, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее и вонзил клыки в шею. Очумевшая от внезапности нападения корова, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и с ожесточением принялась кататься по хищнику. Тот, разжав челюсти, чуть живой пополз к воде, а потрясенная мамаша удалилась в лесную чащу…

Выполняя просьбу отца-травозная, Колода после Тихонова дня, когда солнышко дольше всего по небу катится и от долгого света Господня все травы животворным соком наливаются и вплоть до Иванова дня высшую меру целебности имеют, шел по высокому берегу, собирая лапчатку серебристую, необходимую для приготовления лечебного сбора прихворнувшей матери. Приседая на корточки, он с именем Христовым да именем Пресвятой Богородицы срывал ту траву аккуратно, чтобы не повредить корни.

Неожиданно Колода ощутил на себе до боли знакомый взгляд: по голове и спине аж холодок пробежал. Неужто Смельчак?! Он резко обернулся и внизу, у воды, увидел невзрачного, всклокоченного волка, но глаза, вернее, один полуоткрытый глаз сразу выдал его — точно, Смельчак!

— Вот это встреча! Так ты, вурдалак, оказывается, жив?! — воскликнул человек.

Зверь вздрогнул, еще сильнее прижал к загривку уши и втиснул голову в песок. В его взгляде засквозили испуг, тоска, чувство полной беспомощности: не было сил даже оскалить когда-то страшные клыки. Глаза заслезились — то ли от жалости к самому себе, то ли оттого, что было трудно смириться с бесславной участью обреченной жертвы.

А охотник смотрел на поседевшего зверя сочувственно, можно сказать, с грустью. Смельчак отвел взгляд, тяжело вздохнул. Они поняли друг друга. В какой-то момент во взгляде Колоды вместе с жалостью невольно мелькнула мстительная удовлетворенность. Смельчак, словно почуяв перемену в настрое человека, едва слышно заскулил.

— Нечего плакаться, получил ты, брат, по заслугам.

Охотник спрыгнул с обрыва на прибрежную косу и направился к Смельчаку. Тот в ужасе съежился, дернул грязным, как дворовая метелка, хвостом и как будто всхлипнул.

— Не робей, лежачих не бью. — Охотник склонился над зверем и… наткнулся на застывший взгляд. Волк был мертв…

Набрав травы, Колода вернулся в хижину и рассказал отцу о неожиданной встрече.

— Все, как у людей, — задумчиво растягивая слова, проговорил старик. — Рано или поздно за все приходится платить.