Вернул из воспоминаний, вызывая волну нежности.

— У моей семьи заурядная история эмигрантов. Ничего интересного. Им не сравниться с родом Мартелли.

— Когда мне исполнится восемнадцать, я уеду в Россию и все узнаю сам.

— Хорошо. Договорились. А пока что иди обедать, иначе Мами тебя накажет.

Он ушел, а я прислонилась лбом к окну и закрыла глаза. Оказывается, слышать его имя все так же больно и невыносимо. Пятнадцать лет. А я помню все, как вчера. Как будто моя память издевается надо мной. А говорят, что время стирает остроту восприятия… изменяет мышление.

— Он расстроил вас, моя девочка?

Мами подошла сзади и обняла меня за плечи.

— Я хочу забыть этот дом… я ненавижу его так же сильно, как и его отца!

— Дом всего лишь здание, всего лишь камни, стены, ограда. Его купит кто-то другой и снесет или перестроит так, что не узнать. Не место хранит боль, а наша память. Но от нее не убежишь.

Я глубоко вздохнула. Мами права. Дело не в доме, а во мне. Я обречена, я проклята какими-то высшими силами любить ненавистного человека и только его. Любить и не стать счастливой с тем, кто был достоин этого больше всего.

Она провела руками по моим волосам, приподняла тяжелую косу. Она продолжала по утрам заплетать их в косу, как делала это в моем детстве.

— Какие великолепные у вас волосы. Время не властно над вами. Они густые и пышные, длинные, как шелковое покрывало. Ни одной морщинки или складочки, ни одного грамма жира. Тело, как у нимфетки, нежная кожа, коралловые губы. Вы заключили сделку с дьяволом? Иначе как можно быть настолько красивой?

— Ты мне льстишь, Мами… мне уже тридцать пять. Какая из меня нимфетка?

— Вам не дашь и двадцати пяти. Ваш сын рядом с вами, как младший брат. Мужчины сворачивают головы вам вслед, а женщины завидуют лютой завистью. Я знаю, что говорю. Я многое повидала в этой жизни… но такой красоты не встречала никогда. С годами ваши глаза стали еще ярче… в них появились грусть, глубина и загадочность.

— Мамиии, ты необъективна, ты просто любишь меня, и я для тебя всегда буду маленькой.

К дому подъехала машина моего мужа, и Мами отпустила меня. Отпрянула от окна.

— Я пойду на кухню. Дел полно. Заболталась здесь с тобой.

— Не поздороваешься с Марко? Он наверняка привез тебе из Рима мармелад, как ты любишь.

— Поздороваюсь. Чуть позже. Обязательно.

И неестественно улыбнулась. Мами. Она совершенно не изменилась. Казалось, время не властно над ней. Лишь больше седых волос и ни одной морщины на лоснящемся черном лице. Как же сильно я ее любила, она стала для меня самым родным человеком после Чезаре.

***

— Ты занят?

— Для тебя я всегда свободен.

Марко улыбнулся и придержал дверь, пропуская меня в кабинет. Как всегда, выглядит аристократично в элегантном костюме, с причесанными назад волосами, чисто выбрит, благоухает дорогим парфюмом. Кто бы сказал, что этого человека будут уважать и бояться? Кто бы сказал, что он продержится в кресле капо долгих пятнадцать лет, и люди будут присягать ему в верности? Кто бы сказал, что он сможет занять место Сальваторе и получить верность его людей.