— Состояние в норме, — сказал он, — Показатели стабильны, никаких отклонений не наблюдается. Все документы я подготовил. С понедельника можно в гимназию. Однако понаблюдать ещё некоторое время придётся. Но это я уж сам заеду. Готовы, Константин, вернуться к своей привычной жизни?

Я пощупал затылок. После попадания пули возникла трещина в кости, которую силой местной медицины мне залечили за несколько дней. Говорили, пуля необычная, с сердечником из какого-то особого сплава. И всего лишь трещина образовалась! Врачи удивлялись, а я уже давно перестал удивляться тому, что здесь происходит, хотя поначалу это всё выглядело не просто необычно — казалось бредовым сном.

— А как же память? — дядя Андрей не дал мне ответить.

— Память… — Антон Аристархович вздохнул. — Как мы видим, память постепенно возвращается. Базовые знания никуда не делись. Остальное со временем прояснится. Как я и говорил, мозг в норме, поэтому не вижу причин для беспокойств.

— Обнадёжили, Антон Аристархович, — он взял папку с бумагами, которую ему передал эскулап. — Но что, Костя, едем домой?

— Едем, почему нет? — сказал я. — Уже задолбался тут лежать, если честно. На свежий воздух охота.

— Тогда пошли. Сам отвезу тебя.

Я осмотрел на прощание палату, в которой провалялся последние две седмицы (недели по-нашему). Тут было неплохо по сравнению с госпиталями, где мне приходилось бывать раньше. Чисто, опрятно, ковёр на полу, цветы на окне. Да и палата индивидуальная. Всё это время я тут жил один. Частная клиника — и этим всё сказано.

Моя новая семья оказалась довольно богатой — настолько богатой, что могла обеспечить своему отпрыску отдельную палату и крайне дорогостоящее лечение, а возможно, и много чего ещё. Златоустовы были крупным аристократическим родом. А само интересное в том, что предводителем этого рода являлся мой отец, точнее, мой покойный отец, а если ещё точнее, покойный отец того парня, в чьё тело перенеслось моё сознание после того, как в другом мире я сгорел в сбитом вертолёте. Теперь меня звали Константин Златоустов, и я был обычным шестнадцатилетним подростком.

Впрочем, нет, обычным меня никак нельзя было назвать. Обычный подросток не выжил бы после попадания в вертолёт ракеты и уж тем более — после выстрела в голову. Но я выжил. Причиной тому оказались те самые нити, которые опутывали моё тело. У данного явления имелось собственное наименование — фибральная сеть. В этом мире она пронизывала всё — каждого человека, каждый предмет и даже воздух. Я мог включать так называемое фибральное зрение и видеть её. У большинства людей и объектов нити сети тусклый серый оттенок, и лишь у некоторых, вроде меня, они были насыщенно-чёрными.

Сетью можно было управлять. Я, например, мог укрепить нити на коже, сделав её невероятно прочной, или в мышцах и костях, став многократно сильнее обычного человека. Недавно, тестируя свои навыки, я пальцами одной руки с лёгкостью смял железный плафон настольной лампы. До сих пор не верилось.

Таких, как я, называли фибральными мастерами или клостами. В дословном переводе на славянский язык (близкий аналог русского) это означало «прядильщик». В роду Златоустовых клостами были все.