— Гм. Понимаю… А может ли такой призыв ощутить в себе не христианин?

— Конечно. Душа человека — христианка по природе, какую бы веру ни исповедовал он сам.

— А возможно ли служение Христу не… не так безраздельно, что ли? Так сказать, получить золото, не забыв и серебра?..

— Вы деловой человек, сударь! — засмеялся отец Дамиан. — Я мог бы ответить вам, что с Богом не торгуются, но не скажу. Все дело в том, что для вас «серебро» и какое место в вашей жизни уже заняло «золото», то есть Христос. Возможно, просто еще не пришло время сделать окончательный выбор…

— Но мне уже немало лет, падре…

— Это не имеет значения. Опять же скажу банальность: перед Господом мы все младенцы. Кроме того, для вас, как я подозреваю, первым шагом должно стать само Святое Крещение, рождение как члена святой матери-Церкви. Может быть, для вас достаточно будет стать просто христианином, добрым католиком, а не священником? Вы определитесь, когда покреститесь, или немного позднее…

— Нет уж, — отрезал Ван Дер Фельд. — Вы молоды, святой отец, хотя и знаете кое-что гораздо лучше меня. Но я объехал полмира и повидал жизнь. Я совершенно определенно знаю, чего хочу. В моих странствиях мне с чем только ни приходилось сталкиваться. Я видел лицемеров и славолюбцев, которых считали за святых, и не только они сами; и грешников, которые были святее Римского Папы. Еще чаще я встречал настоящих грешников, которые были ни чем иным, как грешниками. Наконец, мне попадались даже откровенные праведники, праведно и тихо жившие и так же умиравшие. Лишь одного я не мог понять никогда: что движет каждым из этих людей в их жизни?

— Эту загадку разгадать не под силу не только вам, Ван Дер Фельд. Но вы сказали, что определились со своей дальнейшей жизнью.

— Совершенно верно. Я смутно чувствовал это уже давно. Отчетливее осознать помогли, как это ни странно, сентенции того пирата, который назвал себя Черным Пастором. Может быть, с точки зрения священника это и кощунство, но Билл обладал оригинальным складом ума и многое, сам того не замечая, помог мне узнать и понять. Я решил, что действительно хочу и должен стать христианином — а резкая антиклерикальная направленность этого, с позволения сказать, пиратского проповедника невольно возбудила во мне внутренний протест. Я — только прошу, падре, не смейтесь, — захотел стать похожим на Черного Билла в том, что было лучшего в его оригинальных «проповедях», но без его, Билла, недостатков. И еще я подумал тогда: если уж быть проповедником, лучше — посвященным. Не знаю, откуда у меня такая мысль, но я чувствую, что именно так. В конце концов, как бы недостойно ни вели себя некоторые священники, это вовсе не значит, что представители данного сословия — поголовно лицемеры и обманщики. Таким образом, во мне окрепло желание стать именно католиком, и более того, католическим священнослужителем. Протестантизм разного толка, который нередко принимают мои соплеменники — не по мне. Не подумайте, что дело в формальном обращении: некоторые и молятся, и веруют в Иисуса Христа… покойная жена моего друга Давида была на редкость искренней и набожной женщиной, такой она воспитала и дочь. Вот в дочери Давида-то все и заключается. Уж не знаю, насколько мои слова убедили вас, падре, но я в самом деле выбрал, как вы изволили выразиться, золото. Серебро же — то есть прекрасная Элейна — осталось мне от прошлого, и отказаться от него так просто я не могу… ни сам по себе, ни из-за ее отца, ни из-за нее самой, наконец.