Фредерик не моргая смотрел на своего друга. Де Бурмон говорил очень медленно, монотонно, постепенно продираясь сквозь собственные воспоминания.
— Я выхватил саблю, — продолжал он, — и тут кто-то ударил меня ножом в бедро. Ростан поднялся на дыбы, едва меня не сбросил. Что скрывать, я здорово перепугался. Одно дело встретиться с вражеской армией, и совсем другое — с необузданной, безумной толпой… Я пришпоривал коня что было сил, все пытался вырваться, саблей размахивал направо и налево. И вот какая-то женщина — ее лица я толком не рассмотрел, помню только, что она была в черной шали и громче всех кричала, — схватила мою лошадь за узду так, словно от моей смерти зависела ее жизнь. Я и сам обезумел от этих криков и от боли, совсем потерял голову. Лошадь уже почти вынесла меня из толпы, но эта женщина продолжала виснуть на ней, не пускала… Тогда я вонзил саблю ей в горло, она упала прямо под ноги Ростану, и кровь полилась у нее из носа, рта и ушей.
Фредерик и Филиппо ждали продолжения. Но история де Бурмона закончилась. Мишель молчал, отрешенно глядя на дымок своей сигары.
— Быть может, ее звали Лола, — сказал он наконец.
И горько, криво усмехнулся.
IV. Схватка
Прискакавший из-за холмов одинокий всадник направился на командный пункт. Фредерик проводил его взглядом.
— Это вестовой полковника Летака, — предположил Филиппо, поднявшийся на ноги, чтобы лучше видеть. — Готов поспорить, что через пару минут мы будем в седлах.
— Давно пора, — с надеждой заключил Фредерик.
— Уж поверьте мне, — заверил Филиппо и засвистел сквозь зубы «До чего же хорош этот луковый суп», мотивчик из модной оперетты, невесть как превратившийся в походный марш.
Де Бурмон брезгливо поморщился:
— Во имя Господа, Филиппо, избавьте меня от водевилей. Выбор песни не делает чести вашему вкусу, да и свистун вы неважный.
Поручик бросил на своего друга обиженный взгляд.
— Прошу прощения, дружище, но это самая бодрая мелодия из тех, что может предложить наш оркестр. К тому же под нее хорошо маршировать.
На де Бурмона эти доводы не подействовали.
— Мелодия вульгарна, — повторил он, презрительно скривившись. — В Версальской музыкальной школе Давида Буля, конечно, научили играть на дудочке, но позабыли привить ему хороший вкус. Луковый суп… Черт! Это же просто нелепо!
— А мне нравится, — протестовал Филиппе — Хотя вы, надо полагать, предпочитаете старые добрые роялистские марши?
— В них есть свое очарование, — холодно ответил де Бурмон и, посмотрев Филиппо прямо в глаза, заставил его отвести взгляд. Фредерик решил вмешаться.
— Лично я предпочитаю старые добрые республиканские марши, — заявил он.
— Я тоже, — отозвался де Бурмон. — По крайней мере они были рождены не в райке, и исполняли их не разряженные клоуны из буффонады.
— А вот императору республиканские марши явно не по вкусу, — усмехнулся Филиппо. — Он говорит, что они сверху донизу перепачканы французской кровью, и хочет, чтобы его солдаты маршировали под бравые мелодии, вроде этой. Вот вы ее ругаете, де Бурмон, а между тем это любимый марш Наполеона.
— Я знаю. Наполеон великий воин, но это вовсе не означает, что он обязан разбираться в маршах. В музыкальном образовании нашего императора немало пробелов.