«Какой смешной! – подумала баронесса Корф. – Наверное, это и есть один из хозяйских котов, которых я до сих пор не встречала». В лесу, до которого оставалось примерно полсотни шагов, звучали хлопки выстрелов, и после каждого из них стая ворон, снявшись с деревьев, кружила в небе и надрывно кричала.

«Почему Полина Сергеевна непременно хотела, чтобы я провела на Сиверской несколько дней?» – подумала Амалия. Вчера она не обратила внимания на слова Георгия Алексеевича: «… она просила мою жену задержать у себя баронессу хотя бы на два-три дня», но сегодня они вспомнились, и отчего-то молодая женщина встревожилась.

Зачем Полина Сергеевна желала удалить ее из Петербурга?

«Потому что ей для чего-то понадобилось мое отсутствие… Но для чего?»

Амалия терялась в догадках, и чем настойчивее она пыталась убедить себя, что опасности нет никакой и что ей нечего бояться свекрови, тем неуютнее ей становилось. Полина Сергеевна явно что-то замышляла – замышляла против нее; у Амалии не было в этом никаких сомнений.

«И пока я остаюсь здесь, я играю ей на руку…»

Она вспомнила кислую улыбку старой дамы, ее тонкий стан, обтянутый шелком, ее холодные глаза, порой до странности напоминающие глаза сына. Амалия тряхнула головой.

«Нет, я фантазирую… Ведь не может же она в самом деле интриговать против меня? А собственно, почему не может? Ведь она всегда терпеть меня не могла…»

Амалия попыталась до мелочей вспомнить свой разговор с Полиной Сергеевной, во время которого старая дама предложила ей ехать на Сиверскую, навестить родственников.

«И я имела глупость согласиться, хотя видела их всего раз в жизни! Не сомневаюсь, она решила подстроить мне какую-нибудь пакость… Только как бы мне узнать, какую именно?»

Она зашла за угол дома, чтобы не стоять на ветру, и до нее донеслось ворчание Георгия Алексеевича:

– Прекрасно переменили доски на террасе, ничего не скажешь… Опять все прогнило.

Амалия не видела хозяина дома, но чувствовала, что он находится в нескольких шагах от нее, и замерла, боясь себя обнаружить.

– Опять все менять, – продолжал Георгий Алексеевич, раздражаясь все больше и больше, – опять тратить деньги, и вот так все твое хозяйствование. Морока, сущая морока! Зачем ты пригласила этого Метелицына?

– Я думала, вы найдете общий язык, – донесся до Амалии умоляющий голос Натальи Дмитриевны. – Он вовсе не глуп…

– Вот именно, что он не глуп. Я бы предпочел, чтобы он был глуп! Тогда я мог бы просто его презирать; но он не глуп, и я начинаю его ненавидеть.

– Скажи мне, – внезапно потребовала жена, которую, очевидно, не мог сбить с толку разговор о Метелицыне, – сегодня ты опять к ней ездил?

– Наташа, это невыносимо, – сказал Георгий Алексеевич после паузы. – Ты опять начинаешь…

– Ты был у нее! Опять!

– Был, и что? Должен же я хотя бы увидеть своего ребенка.

– Так она… – Наталья Дмитриевна задохнулась от неожиданности, но тут же перешла в наступление: – Подлая дрянь!

И она осыпала отсутствующую Марию Максимовну Игнатьеву той скудной бранью, которую могла позволить себе в те годы женщина из приличной семьи.