Меня вместе со всеми, кого выпустили из Тавдинлага, направили под Горький, в Гороховецкие военные лагеря, где формировалась наша штрафная рота. Здесь в течение месяца нас учили владеть оружием. Мне доверили быть инструктором, так как прекрасно знал винтовку и пулемет. По истечении срока, отведенного на этот курс молодого бойца, выдали обмундирование — такое же, как всем красноармейцам, только стираное, а не новое. В положении о штрафных ротах были жесткие слова: «Искупить вину кровью». Это значит, что для снятия судимости бывший заключенный должен быть или тяжело ранен, или убит. И некоторые командиры, особенно первых штрафных рот, понимали это буквально, посылая свои роты практически на убой: без танков, артподготовки, без какой-либо поддержки. Нашу роту, состоящую из 198 человек, отправили на Калининский фронт, под город Белый. После первого же боя в ней осталось 9 бойцов. Рота только до проволоки и успела добежать. Но я не был даже ранен.

В следующем бою, после переформирования, нас немного поддержали огнем. Ворвались мы в траншею, затеяли рукопашную, захватили позицию, задачу выполнили. Через какое-то время смотрим — опять одни. Никакого наступления ни справа, ни слева. Вышел тогда против нас один немецкий танк и начал расстреливать в упор. Результат оказался тот же, что в первый раз.

И сколько времени пришлось быть штрафником?

Три раза был в рукопашных… И в конце концов меня перевели из штрафной роты в разведку 629-го полка…

Военно-промышленный курьер. 2007. 9-15 мая.

№ 17 (183).

…Долгое время я пытался найти людей или хотя бы одного человека, которые прошли через ад штрафрот и штрафбатов. Расспрашивал историков, в том числе и военных, интересовался в ветеранских организациях. Увы… И только недавно, в разговоре со своими друзьями, услышал: тебя интересует тема штрафников? Есть такой человек. Наш бывший преподаватель…

Я благодарен братьям Павлу и Александру Стельмахам, которые познакомили меня с кандидатом технических наук, доцентом Киевского государственного международного университета гражданской авиации, бывшим командиром взвода 322-й отдельной армейской штрафной роты Михаилом Григорьевичем Ключко, интервью с которым и предлагаю читателям.

Михаил Григорьевич, где вас застала война?

Наша семья проживала в Киеве. В 1939 году, окончив 7 классов средней школы, я поступил в артиллерийскую школу специального назначения, которая находилась на территории нынешнего университета физкультуры. Когда началась война, нас, курсантов, вывезли в летние лагеря под Провары. Ходили, как положено, в форме с соблюдением всех установленных знаков различия. Рыли противотанковые рвы, строили различные оборонные сооружения под Киевом. С началом мобилизации тех, кто родился в первой половине 1924 года, забрали в артиллерийские училища, а тех, кто во второй, в том числе и меня, отпустили по домам.

Учреждение, в котором работал отец, должно было эвакуироваться в Астрахань. Решили ехать всей семьей. В Астрахани устроился работать на рыбзавод — мотористом. Когда немецкая авиация начала массированные бомбежки нефтехранилищ, Волга горела в буквальном смысле этого слова. Несмотря на протесты матери (отец в это время уже ушел на фронт), я принял решение уйти добровольцем. Наша 159-я стрелковая бригада, сформированная исключительно из моих ровесников (рядовой состав был 24-го года рождения, а командный — 23-го), была направлена на Сталинградский фронт. Мне не исполнилось еще 17. К слову, уже после войны было подсчитано, что из каждых 10 человек 23-24-го годов рождения в живых остался один…