Изобретатель сидел во главе стола, как всегда заказывая несколько блюд и сортов вин кряду, несмотря на поздний час. Алек был уже сыт этими лабораторными демонстрациями в Манхэттене, продолжавшимися глубоко за полночь.

— Видно, это опять займет всю ночь? — обреченно спросил он у сидящего рядом Фольгера.

Бауэр через стол, откашлявшись, сказал:

— Сэр, вообще-то в Берлине восход в семь. То есть по-здешнему в полночь.

— Разумеется, — спохватился Алек. — К месту сказано, Ганс.

— А вы думали, он закончит войну щелчком пальцев? — спросил Фольгер.

Алек не ответил, принимая подачу первого блюда, консоме с черепаховым супом. Хоффман с Бауэром на поданный им изящный фарфор поглядывали с некоторой робостью. Манхэттенские пиры Теслы обходили их стороной, а здесь, в глуши Лонг-Айленда, ввиду нехватки репортеров и инвесторов, их нежданно повысили до звания гостей. Присутствовали также старшие инженеры Теслы, в своих форменных куртках столь же безупречные, как в белых фраках.

Фабрикатные звери за столом изобретателя были, как всегда, запрещены. Алек поймал себя на том, что скучает по весу Бовриля у себя на плече и по его бессвязному говорку, в особенности с имитацией шотландской напевности речи Дэрин.

— Что с вашим настроением, ваше высочество? — с язвительной проницательностью поинтересовался Фольгер. — Может, полезна прогулка по взморью после трапезы?

— Да нет, что-то холодновато.

— Видимо. Да еще столько неприятных вещей в воде.

Алек вздохнул. Зря он столько наговорил в присутствии этого титулованного репейника о водоходе. Будет теперь цепляться, пока не выяснит.

— Я вот думаю насчет визитеров, — сказал негромко Алек. — Германцев.

— А они разве приглашены? Я что-то не в курсе.

— Да сами хотят навязаться.

Фольгер глянул на другой конец стола, где Тесла развлекал горстку репортеров разглагольствованием о том, как должны располагаться столовые приборы. Он всякий раз настаивал, чтобы ложки, ножи и вилки клали в ряд по три. В «Уолдорф-Астории» к выходкам эксцентричного постояльца уже привыкли; здесь же, в Шорэме, слугам еще лишь предстояло приноровиться к нравам эксцентричного хозяина.

— Так кто вам все же рассказал об этих водоходах? — нетерпеливым шепотом спросил граф.

— Дэрин. А от кого она сама услышала, неизвестно. При любом из раскладов нам не остается ничего иного, как ждать.

— Неужели я вас так ничему и не научил? — укорил Фольгер. — Способы действовать есть всегда.

— Неподалеку дежурит «Левиафан», готовый в случае чего нас защитить. И вообще, наши приготовления скорей всего слишком преувеличены, не сказать, излишни. Сам факт, что мы здесь, в Америке, а не у себя в Альпах, тому доказательство.

— Факт того, что вы живы, — исчерпывающее доказательство совершенно противоположного, — сказал Фольгер.

Затем он, наклонившись через стол, стал вполголоса переговариваться с Бауэром, Хоффманом и Клоппом. А Алек позволил себе расслабиться и насладиться едой, в некотором облегчении от того, что выложил свой секрет Фольгеру. Этот хват в душе, безусловно, интриган, чопорный сухарь, не заслуживающий в полной мере доверия, но одной своей клятве он незыблемо верен — той, что дал его отцу. Все возмутительные поступки графа — от муштры Алека в детстве до шантажа Дэрин — были направлены исключительно на защиту и сохранение его как принца, с тем чтобы он когда-нибудь взошел на трон. Так что, когда вильдграф повернулся обратно к Алеку, оставив остальных за разговором, его ответ принца, в общем-то, не удивил.