– Нащь народ. – И рыдающе набирал воздуха, чтобы опять: – Нащь народ! – Уморился хлопать и беспорядочно завзмахивал руками: плясал, что ли, по-своему? – площадь увидала его и весело шумнула в ответ, подавшись к нам, подвинув легкие ограждения, и негр заплакал совсем навзрыд, схватившись пальцами за щеки и раскачиваясь, Губин не решался оглянуться, но зыркал по сторонам, чтоб по лицам ближних людей понять – происходит что за его спиной?

Негр шлепнул меня в плечо:

– Скажи им!

И площадь тут же захлестнул единый крик восторга – нас видели! нас понимали! – пляски смешались, махали нам, кричали каждый свое; негр, морщась от слез, еще крепче бил меня в плечо, пожимал руку, показывал поднятый над головой черный кулак, а я хлопал, хлопал, с трудом соединяя ладони – их разделяла непустота, я дышал, я жил, я уходил отсюда, все заканчивалось, я легко оторвал взгляд от людей и смотрел на дома, окружившие нас, но мне мешали люди, махавшие, пускавшие ракеты из каждого окна, бросавшие распадающиеся на лету охапки цветов, я поднял глаза на крыши – но там люди в белых накидках выкладывали собой буквы и поднимали на плечи гимнасток и плясуний, я поднялся взглядом на трубы, впечатанные в небо, и город оступился, отпустил; негр, для опоры, ухватил микрофон и тер его в руке, как яблоко, и дышал на него, как на руку любимой в стужу, он подтолкнул меня к микрофону, я кукольно подчинился; вдруг он указал на меня и крикнул во всю мочь:

– Включить! Слово предоставляется…

Я увидел, как качнулся назад Губин, чуть не упав навзничь, но не успел и слова вымолвить, как негр ударил пальцем по сетчатому шарику микрофона, и на всю площадь бахнул барабанный удар – включено! – все смолкли мертво. Негр вознес левую руку, правой – подталкивал меня; сейчас и я услышал ветер и понял, почему не чуял его, – у меня не осталось открытой кожи; негр довольно взрыкнул, злыми движениями суша себе щеки от слез, и показал вниз:

– Скажи им! – Его безбровое лицо смялось жирными, пластилиновыми складками – умоляющими. – Скажи ты им! Да? Нет? – Выпустил мое плечо. – Нет. – Тронул волосы, оглядывая площадь с края на край, совсем на задах еще покачивалось небольшое движение, а так – каменно все молчали, образовав правильные ряды, изгибающиеся подковой.

– Люди, – начал негр. Обернулись даже ближние в погонах, и Губин наконец-то смог повернуться к нам, бредяще шевеля губами, я смотрел точно на него и повторяюще начал смыкать-размыкать рот.

– Он, – негр показал куда-то поблизости. – Знает правду. Как вы тут – знает. Больше не так! Мы для этого здесь. – И негр ищуще заоглядывался, будто что-то приносил сюда и оставил рядом, где? – ближние оторопело подались вширь черепашьими редкими толчками, и негр это увидел и как вспомнил. – Вот! Вот! – Выбрал окаменевшего Губина. – Иди сюда!

Губин скрипуче замедленно повернул голову на ближних, через другое плечо обернулся на площадь и вдруг действительно двинулся к нам, тихо переставляя ноги на невидимом заплясавшем канате, негр от неожиданности сам отступил, но Губин этого не видел, он смотрел на свои ноги – чтобы ровно поставить, а негр в ободрение ринулся навстречу и поймал Губина за воротник.