Многие ли посетители, попавшие в это число, заказывали коньяк? Тут женщина задумалась. Потом она обрадовалась и посмотрела на початую бутылку, стоявшую позади нее на полке, среди других напитков. Она давала показания в пустом зале кафе, пустом, несмотря на бойкое время, — это был вечер восьмого мая, последние рабочие часы. В зале, кроме нее и следователя, находилось еще несколько мужчин, двое снимали отпечатки пальцев со столиков, со спинок стульев, с посуды, которую посудомойка еще не успела загрузить в моечную машину. Да, она может точно сказать, сколько могло быть заказано коньяка. Эту бутылку она открыла тотчас после ухода женщин. И сейчас в ней оставалось не больше ста пятидесяти граммов. Значит, исходя из того, что обычный заказ составляет пятьдесят — сто граммов, она обслужила четырех или пятерых клиентов. Но точно она не помнит. Впрочем, нет! Она снова посмотрела на бутылку и уверенно сказала, что еще один мужчина заказывал коньяк, как раз тогда, когда женщины разговаривали. Но ему она налила из старой бутылки — выплеснула остатки. Вот их он и пил.
Этот мужчина сидел в зале все время, пока женщины разговаривали? Да, она уверена, что все время, и даже остался подольше после их ухода. А ушел, когда народу было уже много. Она не заметила.
Как он выглядел? Она не помнит, нет, не может вспомнить… Почему? Внешность незапоминающаяся? Нет, внешность нормальная, точнее, она совсем его не помнит. А, ведь он читал газету. Какую газету? Постойте-ка… Ну точно, «Вечерку»! Он закрылся «Вечеркой» с головой, и его совсем не было видно.
Он сидел далеко от женщин? Она думает, что далеко, — во всяком случае, в другом конце зала. Но зал, сами видите, маленький… Тут, как ни садись, все равно будет рядом…
Значит, он мог слышать все, что женщины говорили друг другу? Мог, подтвердила барменша, конечно, конечно, мог! Уж не думает ли Василий Андреевич…
Былицкий тогда только покачал головой и сказал ей, что он ничего не думает. Но она должна оказать ему большую-пребольшую услугу и вспомнить хоть какие-то приметы этого человека. Барменша (ее звали Зоя Васильевна) усиленно принялась думать, потом вздохнула и несколько виновато попросила разрешения выпить рюмочку коньяку, предложив выпить также следователю (симпатичному мужчине!) и всем его сотрудникам. Все равно день пропал! Сейчас бы самая торговля была…
Былицкий от коньяка отказался, причем от имени всей группы, но Зое Васильевне выпить разрешил — отчего же не выпить, когда завтра праздник, а если ей так лучше думается… Зоя Васильевна, тронутая участием милиции, выпила, вздохнула, закурила новую сигарету и задумалась уже основательнее. Наконец она неуверенно сказала, что вроде бы мужчина был одет очень просто, почти по-рабочему. Вообще, простой мужчина. Не крутой. Ну, обыкновенный… Кажется, на нем были джинсы, но тут она не уверена, потому что кто сейчас их не носит?! Лучше всего она помнит его газету. Он шуршал газетой очень громко.
Пил ли он свой коньяк? Этот вопрос поставил Зою Васильевну в тупик. Она пошевелила губами, крепко затянулась сигаретой и наконец сказала, что вроде бы он его не пил или только пригубил и поставил перед собой, а сам принялся читать газету… Наверное, допил его потом, после ухода женщин. Но этого она не видела, тут такая очередь была…