Моя Длина провела их к себе. Там царили столь же идеальные чистота и порядок.

— Поздновато ты нас позвала, — с большим сожалением проговорил Олег.

— Откуда мне было известно, что бабка с утра квартиру начнет скрести, — развела руками девочка. — А теперь, конечно. После такой уборки на полу даже волоска чужого не

найдешь.

— Теперь остается надежда только на чердак, — сказал Тема.

Они вернулись в столовую. Там уже расставляли чашки Катя и Таня.

— Ну, как на кухне? — осведомился Олег.

— Как в операционной, — уныло ответила Катя.

— Подоконник можно вместо тарелки использовать, — дополнила Таня картину. — И балкон тоже.

— Говорю же: где моя бабка прошла с пылесосом и шваброй, там сыщикам делать нечего! — расхохоталась Школьникова.

— А ты погромче не можешь? — шикнули на нее юные детективы.

— Несу, несу, ребятки! — суетливо вбежала в столовую бабушка Школьниковой.

— Несем, несем вкусненькое! — прощебетала за ее спиной бывшая коллега по работе в

собесе.

— Колбаска хорошая, фирменная, — уже расставляла бабушка тарелки. — Из этого, как его…

— «Седьмого континента», — подсказала Школьникова. — Между прочим, в приличном семействе живешь. Пора бы знать.

— Да, да. Из этого самого… континента, — продолжала Антонина Васильевна. — Как говорится, дорого и питательно.

— Чтоб сочинение хорошо писалось, — сказала Клавдия Парамоновна.

— Напишем! — запихнул Женька в рот сразу два куска колбасы.

— Может, за стол сперва сядешь? — одернула его Таня.

— Это мы запросто, — с полным ртом ото-

Никто их тихой беседы не слышал. Лешка взял несколько надрывных аккордов. Две бывшие работницы собеса, обнявшись, запели:

Прости меня, мама,

Мама дорогая.

Прости, что воровку родила.

С вором я ходила, вора полюбила.

Вор воровал. Воровала и я!

Это была долгая и трогательная песня. Под конец обе старушки заплакали.

— Ну, Лешенька! Ну, угодил! — всхлипывая, восклицала Антонина Васильевна. — Какие же у тебя, Машулька, друзья хорошие.

Тут Клавдия Парамоновна надтреснутым голоском затянула:

Ой цвела калина в поле у ручья, Парня молодого полюбила я…

Лешка догнал ее с аккомпанементом, попал в такт и нужную тональность и вновь оказался на высоте.

— Ну, парень! — осталась в полном восторге Парамоновна.

— А теперь эту давай! — затянула Антонина Васильевна про костер, который «в тумане светит».

За ближайшие полчаса две раскрасневшиеся от счастья бабуси исполнили под аккомпанемент Пашкова еще несколько старых романсов и песен, а также «жемчужину» блатного репертуара «Гоп со смыком — это буду я».

Юные детективы несколько раз подавали Лешке отчаянные сигналы, чтобы он «завязывал с художественной самодеятельностью», но тот в упоении ничего не слышал. Тогда Катя, картинно схватившись за голову, крикнула:

— Машка! А мы ведь не сможем писать сочинение у тебя!

— Как так не сможете? — встрепенулись бабушки.

— У нас все материалы лежат у Олега, — на ходу сочиняла Катя.

— А давай-ка, милок, мы с тобой пока про пацанку споем, — громко беседовала в это время Клавдия Парамоновна с Пашковым.

— Давай, тетя Клава, — уже успел Лешка войти чуть ли не в родственные отношения с обеими бабушками.