– Ну если молонья, то ладно, живите пока, – смилостивился Чижик, – только карманы выверните, чего у вас там…

Лёха с готовностью показал, что в карманах у него пусто, у меня же там неожиданно обнаружились две упомянутые недавно луковицы и кусок хлеба.

– Так, половина моя, – твёрдо сказал Чижик, после чего забрал одну луковицу и неровно отломал половинку краюхи, – за то, что ослушались моих слов, петухи.

После этого он выдал по подзатыльнику нам обоим и ушёл обратно за край покосившегося барака. Ты, сука, будешь номером два в моём чёрном списке, вот оклемаюсь, сразу забаню, подумал с ненавистью я, когда мы уже прыгали по неровному деревянному настилу моста, укорачиваясь от проезжающих в обе стороны пролёток, телег и двуколок. А за петуха ты мне отдельно ответишь, гнида. И ещё дополнительно подумал, что влип ты, Санька, чисто, конкретно и основательно, теперь вот обосновывайся в новом теле и новом времени и на самой нижней социальной ступеньке тутошнего общества, да.

Перебрались на правый берег, на эту… Благовещенскую слободу, да, в будущие времена она будет называться улицей Черниговской. Здесь живут в основном купчики средней руки, богатеи типа Бугрова, Башкирова, Блинова или Рукавишникова предпочитают Рождественку или вообще верхнюю часть города, пронеслись в моём мозгу обрывки сведений, почерпнутых из краеведческой литературы.

– А что это вон там справа? – показал я на высоченные элеваторы на берегу Оки, – и причал там у них свой вроде…

– Ааа, – отозвался Лёха, – это мельница Башкирова, богатеющий купец, мильонами ворочает.

– Чего бы нам к нему на работу не наняться? – выдавил я ослепительную мысль на поверхность, – глядишь, тоже разбогатели бы.

– Ну тя точно серьёзно приложило молоноьей-то – ты чо, братан, с дуба что ли рухнул? Или опыт работы мельничной какой-то есть? К нему, чтоб на работу наняться, очередь стоит от самой Скобы, там простые работяги по целковому в день зашибают, а у мастеров так и до червонца доходит.

Я мысленно попытался прикинуть масштаб здешних цен и не смог, поэтому попросил совета у брата:

– Слышь, Лёха, ты это… не серчай, но я и про нынешние цены ничего не понимаю – на рупь что сейчас купить можно?

Брат уже ничему не удивился, а просто деловито перечислил, что сейчас можно купить на рубль – 30 батонов ржаного хлеба или 20 пшеничного, 4 кило сахару кускового, полкило кофе или чая, 7 литров молока или 2–3 кило речной рыбы. Ну или две бутылки водки, если её нам продадут.

– Да, немало, – согласился я. – А в ночлежке сколько за ночь берут?

– Две копейки, по-божески, только у нас и этих копеек нету.

– А хорошие условия у Башкирова-то, надо будет запомнить, – сказал сам себе я, не ожидая никакого ответа, его и не последовало.

Мы тем временем одолели расстояние до второго плашкоутного моста и перед нами, трезвоня во всю мочь, развернулся и ушёл вдаль электрический трамвайчик, внутри него и сверху (он двухэтажный был) сидело с десяток гордых собой пассажиров, один презрительно посмотрел на нас с Лёхой и сплюнул на пыльную мостовую.

– Чой-то он? – спросил я брата, – плюётся, гад.