Шмыгаю носом, прижимаю к себе простынь. Хорошо, что взяла с собой. Не хочу ему своё бельё показывать. Вот так вот!
Неловко оборачиваюсь, боясь услышать, что вчера произошло.
Но Марат не торопится начать разговор.
— Что молчишь? — не сдерживаюсь и говорю первая.
Чёрт, чувствую себя сейчас так фигово. Стыдно до одури.
Я ничего не помню, но уверена, вела я себя плохо…
Очень плохо.
— Пока не придумал, что сказать, — говорит спокойно, опираясь плечом о дверной косяк. Сканирует меня взглядом. Да с таким интересом, будто я точно что-то натворила.
— Ладно, — приподнимаю уголки губ. — Не подскажешь, где моя одежда?
— Подскажу, — кивает. — Она всё ещё сохнет.
Сохнет?
— А почему она мокрая? — аккуратно спрашиваю. Боже, пожалуйста, пусть удача хоть раз повернётся ко мне лицом!
— Не помнишь? — выгибает вопросительно правую бровь. — Ах, ну да. Ты ж успела навернуться, и удариться на льду.
Ой.
Неловко тереблю край простыни.
— Не всё помню… Про лёд — тоже не помню.
— Хм, — задумчиво тянет. — Может, оно и к лучшему.
О нет, точно что-то произошло!
— Расскажешь? — не унимаюсь.
— А ты правда хочешь? — в глазах его странный огонёк проскальзывает. Но тут же тухнет.
— Не особо… — говорю, хотя сгораю от неизвестности.
Фигово дело…
— Ну, — усмехается Марат и отрывается от стены. Идёт в мою сторону, хитро говоря: — Сейчас освежу тебе память.
Марат. Ночь первого января.
— Поужинаешь — и спать, — держу дочь на руках и несу на кухню. Варя приготовила жуть какой вкусный обед. Чуть всё не съел, но она остановила меня, чтобы немного оставить Снежке. Благо она ест как воробушек. — Тебя вообще кто-то кормил? Полуночница, блин.
— Колмил(кормил), — активно кивает. — Всё было холошо. И мама лядом была. Я хочу к ней опять.
Опять.
Стискиваю зубы.
Не нравится мне это общение их, но понимаю, что не могу лишить Снежку общения с мамой. Во-первых, по суду не могу препятствовать, во-вторых, чисто по-человечески. Ребёнку нужна мама.
— Она плигласила меня на лождество. Давай поедем вместе?
— Посмотрим, — натягиваю улыбку.
Дерьмо. Я и так со Снежкой не пошёл на городскую ёлку, так ещё и тут с матерью ей отказываю. И дело тут не в работе, а в моём нежелании встречаться с Наташей. Она снова начнёт говорить о нашем воссоединении, а мне эти разговоры уже поперёк горла.
И с разводом тянет.
Нет чтобы уже развестись. Забрала бы двадцать процентов от моего бизнеса и пошла бы гулять дальше, но нет же. Надеется, что я одумаюсь. В итоге весь процесс затянулся надолго. Уже месяца четыре. В итоге до сих пор сижу со штампом в паспорте.
Боюсь, Варька узнает, накрутит себе там.
Хотя откуда? Только несколько людей знают об этом. Наташа. Но я не оставлял их одних. Тем более не думаю, что она кричала бы направо и налево о том, что мы всё ещё женаты.
Временно.
— Давай ешь, и идём спать, — щёлкаю её по носу. — Сегодня тебя укладывать буду я, а не Варя.
Меня бы вот Варенька уложила — я не против был бы.
— Ну и холошо, — странно бубнит. — Не хочу больше нянек, пап. Давай я одна буду?
— Одна будешь, когда вырастешь, — серьёзно произношу. — А пока — с няней. Не ты ли Снегурочку хотела?