Марат дотрагивается пальцами до моего подбородка, поднимает его. И снова смотрю в его игривые глаза. Если до этого он смотрел на меня выжидающе, ошеломлённо, даже завороженно, то сейчас…

Нет всего этого.

— Думала, я не раскусил тебя? — усмехается. — У тебя плохо получается играть соблазнительницу, Варь. Из-за твоего поведения и дрожащих пальцев я начинаю думать, что ты девственница. Целуешься неумело, неловко. И совсем не умеешь заигрывать. Хм-м, интересно, насколько я верен в своих догадках?

Мне так хочется сейчас просто взять и убежать, но я словно истукан сижу на столе, хлопаю ресницами и кусаю губы. Краска приливает к лицу, и я не знаю, что ему сказать.

Но не успеваю, потому что лицо Марата меняется первым. И его удивленные слова летят мне прямо в губы.

— Да ты гонишь.

Я настолько смущена, а он в ступоре, что я слетаю со стола и бегу на выход. Выпрыгнув в коридор, бегу, решая помочь Снежке с поделкой.

Вся горю и с трудом вижу перед собой хоть что-то!

Понимаю, что ничего не произошло, но как же стыдно! До безумия!

Как ему теперь в глаза смотреть? Не знаю!

Но пока теряюсь в коридорах и пытаюсь найти детскую комнату. Останавливаюсь возле двери и стучу, чтобы войти. Дёргаю за ручку, и ничего не происходит.

— Кхм-кхм, — звучит за спиной.

От испуга оборачиваюсь и чуть не падаю задницей на пол, зацепившись ногой о край ковра.

Передо мной стоит Снежка, уперев руки в бока.

— Это туалет. Он не лаботает.

— А…

Почему-то хмурится, оценивающе осматривает меня. И спустя секунду тишины с претензией выдает:

— Ну ты чо, папку охмулила?

Охмурила?

— А должна? — вопросительно выгибаю бровь. — Кажется, это не входит в обязанность няни.

— Должна, — кивает, поджимая губки. — Зачем ты тогда здесь?

Она удивляет меня с каждым вопросом только сильнее. Присаживаюсь, чтобы быть наравне с ней. Хватаюсь за пухлую щёчку и слегка тереблю.

— Чтобы за тобой присматривать, конечно же.

— Мне не нужна няня, — говорит нагло. — Я хочу, чтобы папа в тебя влюбился. И отолвался от лаботы.

— Это ещё зачем? — хмурюсь, не понимая план этой маленькой девочки.

— Не тупи! — топает ножкой. — Когда папа влюбится, он будет больше влемени уделять тебе. А ты будешь со мной. И папа будет чаще иглаться с нами!

Так вот оно что.

Планы у неё, конечно, наполеоновские.

Но хочу сказать, что логики не лишены.

— Я тебе даже заплатить готова!

В доказательство своих слов она лезет в пижамные штаны и вытаскивает из них рыжие купюры. Помятые, но настоящие. Кажется, я знаю, где она взяла их. В детском саду.

Высыпает их на пол, мне под ноги.

Это у них семейное — решать всё деньгами?

— Вот. Это всё, что есть. Если надо больше, я готова отдать свой Лексус.

Я давлюсь воздухом и закашливаюсь.

Чего-о?

— Какой Лексус?

— Машина моя. Папа подалил. Она дологая.

Выгодное, конечно, предложение, но…

Хватаю девчонку за обе щеки и тяну в стороны, пытаясь привести её в чувства.

— Нет, — говорю строго. — Прости, малышка, но мамой твоей я быть не хочу.

— Это ещё почему?! — хватает меня за ладони и от себя убирает.

— Ну-у-у, — я думаю, нет смысла объяснять ребёнку, что такое «любовь». Вот с Маратом у нас её нет. Но хочу сказать, что… Ну, он такой. Прикольный. Но я же в реальности живу, в сказки не верю. Ага, сейчас мной возьмёт и миллиардер заинтересуется. — Так надо. Но я могу тебе помочь. Ты хочешь, чтобы папа с тобой больше времени проводил?