— Всё будет хорошо. — Вместо ободряющей, улыбка у Вани получилась дурацко-счастливой — от уха до уха. — Обещаю. Главное, чтобы эта штука не утонула.

Лодка, скопированная с Кольцовской развалюхи, радовала глаз светлым деревом, ухо — скрипом, а нос — запахом свежеспиленной сырой древесины. Вдобавок ко всему этот аппарат тяжелее воздуха здорово вибрировал от работы двигателя. Маляренко оглянулся. Берег был уже так далеко, что горная гряда не нависала над головой, а лишь слегка возвышалась над горизонтом. Никаких признаков погони на означенном горизонте тоже не наблюдалось.

Карт у Маляренко не было. Было лишь примерное понимание того где они находятся. Лодку следовало вести вдоль отрогов Кавказского хребта. А потом, когда он закончится, постараться никуда не сворачивать — авось получится упереться в Керченский остров.

Маляренко помрачнел. «Авось» было самым слабым пунктом его плана. Ну, конечно, кроме лодки. Лодка была так ваще…

«Беду» бы сюда…»

— Настя — отведи маму в трюм. Поручи ей ребёнка. Сама принимайся за обед. Миша — тащи сюда полковника. Вдруг он знает куда нам плыть.

«Я капитан этого корыта или нет, в конце концов?!»

Народ на палубе зашевелился и двинул исполнять приказы.

— Орать не будешь?

Колючие глаза полковника попробовали приморозить Ивана насмерть.

— Так будешь или нет?

Алексеев помотал головой.

— Миша, кляп вынь. И руки ему развяжи. А ноги пока не надо.

Полковник проплевался, размял челюсть и, пристально глядя сквозь свежепоставленный фингал на Ивана, задал простой вопрос.

Один и по существу.

— Почему ты меня не убил?

— А я должен был?

Офицер был невысок, крепок и имел волевой подбородок. Как у Джеймса Бонда.

«Танкист, наверное…»

— Танкист?

На патетические вопросы пленника Ване было начхать.

— Танкист.

— Слушай меня внимательно, танкист. — Маляренко поморщился. Рана на руке разболелась не на шутку. Иван наклонился к пленнику. Голова кружилась от ноющей боли. Перед глазами летали разноцветные мошки.

Ивана тошнило. Тошнило от физической боли. Ещё его тошнило от одной только мысли о том, что ему сейчас надо что-то делать. Маляренко морально был на последнем издыхании — мозги кипели и жаждали отключиться.

Никуда не идти.

Ничего не хотеть.

Ничего не делать.

Едва сдерживая подступающую к горлу дурноту, Иван зашипел.

— Я. Устал. Убивать. Яаа… Не хочууу… больше… руссссской… кровииии… Яаа вообще… уссссстал…

— А как же это? — Полковник на забинтованную руку Ивана. Он был явно обескуражен неожиданным поведением своего пленителя. — «Разрушитель». Месть за пытки и всё такое?

— Мои пальцы тебя не касаются. Это наши с Настей старые счёты (Алексеев удивлённо задрал бровь), а насчёт «Разрушителя»…

Иван отвалился к борту и замолчал.

Сил говорить не было.

— Он Разрушитель, дядя Вова.

При ярком солнечном свете шрамы на белом теле Насти смотрелись особенно жутко.

— Он Разрушитель и тьма идёт за ним.

Маленькая женщина заглянула в глаза Ивану.

— Ты понял?

Иван понял. Понял это и полковник. Алексеев скрипнул зубами.

— Эти уроды всё просрут. Тьма — это они сами, да?

— Да, дядь Вова. Это они сами. Илюша сильно жиже муженька моего, покойничка, будет. Да и Кольцов… сила есть — ума не надо. Это ж про него придумано.