— Ванька! Как я рад!
Маляренко улыбнулся. Перед глазами снова запорхали зелёные и розовые мухи. Крепясь из последних сил, чтобы не закричать от боли, он едва смог выдохнуть.
— Олег. Рёбра.
Его женщины ждали на пирсе. Увидев мужа, обе зарыдали и без сил упали на дощатую поверхность причала. Между ними ужом пролез Бим и, с сумасшедшей скоростью виляя обрубком хвоста, заорал своё собачье приветствие, повизгивая от счастья.
Это послужило сигналом к действию. Относительная тишина взорвалась криками, плачем и приветствиями. Народ обнимался и прыгал от радости. Краем сознания Иван, стоявший на носу подруливавшей малым ходом к причалу «Беде», успел подивиться такой реакции ОСТАЛЬНЫХ, но, в основном, всё его внимание было приковано к пирсу.
Маляренко перешагнул через фальшборт. Подошёл к своей семье, сквозь слёзы глядящей на него снизу вверх. Сел рядом. Прижал их к себе. И, зарывшись носом в их перепутанные волосы, тоже заплакал.
Горячий шершавый язык пса с бешеной скоростью вылизывал ему ухо.
«Я дома».
Глава 11
Путеводная звезда
Ване это не нравилось, но поделать он ничего не мог. Док уложил его в кровать, как минимум, на неделю, велев женщинам поить его бульоном «от пуза». Жёны вдоволь нарыдались над его избитым телом и устроили истерику над свежей повязкой на руке. Тане снова стало плохо, а Маша вытряхнула из него всю душу, напоследок заявив, что если «ещё хоть раз ты куда-нибудь, то я сама тебя убью!». Ванина голова болталась по подушке из стороны в сторону. Было больно, но приятно.
«Любит. Она меня любит»
— Манюня.
Синие глаза резко распахнулись. Женщина замерла. Руки сами собой выпустили воротник рубашки любимого. Маша почувствовала, что тонет. Прямо сейчас тонет в этих бездонных синих глазах.
— Что, любимый?
Он ничего не ответил. Только улыбнулся своими потрескавшимися губами.
Маша вытерла слезу, слезла с мужа и пошла к двери.
— Папа, посмотри, кто здесь к тебе в гости пришёл!
Выползти из дома на свежий воздух получилось только через две недели. Снова резко ухудшилось здоровье. Болело всё. И, непонятно почему, поднялась сильная температура. Док хмурился, хмыкал и ничего конкретного не говорил, а затем нехотя, сквозь зубы, признал.
— А чего вы хотите? Он же не железный. Его организм изношен. Он устал.
Врач отвернулся.
— Сильно устал.
На веранде было хорошо. Ваня полулежал на любимом топчане и потягивал ледяной морс с колотым льдом через соломинку.
«Курорт!»
Рядом сидела Маша, возле ног, изображая дохлую собаку, дрых Бим. Вокруг, на лавках и табуретах расположились все остальные. Олег, только что вернувшийся из Керчи и приволокший на буксире новую лодку, Стас, дядя Гера, Док. Вся остальная верхушка Севастополя и Юрьево.
Маляренко не торопясь, обстоятельно рассказывал свою историю, правда, при этом опустив ненужные подробности. О пытке. О Насте. О дележе власти в Новограде.
— А потом вы знаете. Привёз я… кстати, — Ваня повернулся к Маше, — как там Миша?
Даже после возвращения мужа всеми делами по-прежнему рулила Мария Сергеевна. По своему собственному разумению и не слушая ничьих советов. Но насчёт этого здоровяка и его странных спутниц муж, в самый первый день, успел ей шепнуть. А просьба мужа для Марии Сергеевны была законом.