— Ты все прививки сделал? — спросил он вместо ответа.

— Так точно, сэр! У меня иммунитет против всех болезней, за исключением обычной простуды. И любой москит или муха цеце, которой вздумается впрыснуть мне в кровь смертоносную бациллу, только зря потратит время и усилия. Можно подумать, что меня отправляют не в северную Шотландию, а в район, где свирепствует тропическая лихорадка. Но, надо думать, все эти прививки были сделаны мне не случайно. — Я окинул его изучающим взглядом. — Это что, имеет какое-то отношение к так называемым естественным причинам смерти Бьюкенена?

— Возможно, — ответил он. — Но не особенно надейся на эти прививки, Эрик. Бьюкенен их тоже сделал.

— Понял. — И вновь я слегка покривил душой. — Может быть, все-таки расскажете мне, сэр? И он рассказал.

Он сообщил мне секретную информацию — настолько секретную, что ею владели только в Вашингтоне и Лондоне и, должно быть, еще в Москве, Берлине, Париже и Пекине. Тем не менее она была столь засекречена, что в нее не посвятили Клэр, потому что Мака не уполномочили разглашать ее простому связнику.

Мне вменялось посвятить Клэр во все детали после того, как мы сможем уединиться в каком-нибудь тихом месте.

Уж не знаю, были ли сообщенные мне сведения настолько секретными, как на то указывал гриф, — на самом деле такое бывает крайне редко, — это дало мне обильную пищу для размышлений во время полета из Вашингтона в Нью-Йорк. Я все еще размышлял о полученной информации, когда, пройдя обычную процедуру регистрации багажа и паспортного контроля, оказался в зале ожидания для пассажиров бизнес-класса авиакомпании “Бритиш эйруэйз”.

Клэр мне описали так подробно, что я без труда узнал свою молодую жену в толпе. На земном шаре не так-то уж много симпатичных загорелых блондинок, хотя я бы не возражал, если бы их было больше. Во избежание ошибки она, как и было условлено, читала журнал “Бьютифул хаус” — скорее всего статью, рассказывающую о меблировке летнего коттеджа, где новобрачные намереваются провести первые несколько месяцев совместной жизни.

Я остановился перед ней. Она оторвала глаза от журнала. Забавный был момент. Ей, вероятно, описали меня столь же подробно, сколь и мне ее. Мы знали друг о друге буквально все, что касалось наших профессиональных качеств, но оба понятия не имели о том, что мы за люди, и были вынуждены выполнять приказ изображать мужа и жену — со всеми вытекающими отсюда последствиями — в течение нескольких дней, а может быть и недель, в зависимости от развития операции.

Наступил миг настороженной оценки. У меня создалось впечатление, что она не больше моего обрадовалась, когда поняла, с кем ей придется делить ложе и зубную пасту в ближайшее время. Но затем она ловко вошла в роль. Она вскочила с кресла, уронив журнал на пол.

— Мэтт, дорогой! — вскрикнула она, обвила мою шею и крепко поцеловала, чем привлекла несколько равнодушных взглядов наших будущих попутчиков. — О, я так боялась, что твой самолет опоздает, милый! Как погода в Вашингтоне? Ты успел закончить свои дела?

Я нежно потрепал ее за ушко.