Он поднял палочку. Но опустил ее, даже не начав обратный отсчет.

— Трульс и Трюм, вы куда?

Трульс и Трюм уложили в чехлы свои малые барабаны, застегнули на молнии толстые куртки-пуховики, отчего стали похожи на комплект автомобильных покрышек, и направились к двери.

— Домой, голосовать за Теноресена, — ответил Трульс. — Через полчаса звонки перестанут принимать.

— Но репетиция еще не закончилась, — возразил Мадсен.

— Чихать мы на это хотели, — заявил Трульс. — Мы вообще уходим из оркестра.

— Ух-ходите? — Мадсен поправлял и поправлял очки, но никаких сомнений в том, что он видел и слышал, не было.

Эти два лоботряса решили уйти из его оркестра!

— Не можете же вы уйти сейчас! — крикнула Лисе. — Сейчас, когда мы наконец стали звучать как нормальный оркестр.

— Закрой пасть, вонючка, — сказал Трульс. — И от вашего оркестра воняет.

— Воняет за километр, — подхватил Трюм и открыл дверь.

— Подождите! — крикнул Мадсен — А что вы будете делать?

— Мы переходим в хор.

— В хор? — Мадсен не поверил своим профессионально чутким ушам. — Кому надо петь в хоре, если можно играть в оркестре?

— Нам, — сказал Трульс. — И им.

Он показал на Беатрис и двух ее подружек, которые тоже прятали инструменты.

— И им, — сказал Трюм и показал на всех троих валторнистов, которые уже защелкивали замки на футлярах инструментов.

— Что происходит? — закричал Мадсен и постучал палочкой по краю пюпитра.

Но это не помогло. Напротив, все больше музыкантов укладывали свои инструменты в футляры.

— Бунт на корабле! — крикнул Булле и запрыгнул на стул.

Но никто его не слышал. Все торжественно удалились, а Беатрис, уходившая последней, показала Булле язык и хлопнула дверью.

Когда вновь воцарилась тишина, Лисе окинула взглядом спортзал. Кроме нее, Булле и Мадсена, в зале осталась только Янне, игравшая на тубе. Янне никогда ни с кем не разговаривала. Стекла ее очков были частично заклеены пластырем, чтобы январский снег не слепил ей глаза.

Мадсен стоял перед ними, руки его висели как плети, нижняя губа дрожала. Он долго стоял так, пока губа не перестала дрожать. Потом поправил очки, поднял палочку и обратил взор к трем оставшимся музыкантам:

— Все готовы исполнять «Очень старый марш корпуса егерей»? Четыре, три, два, один…

Вернувшись домой, Лисе расстегнула сапоги, сняла их и поставила в шкаф.

Вошла в гостиную. Мама и папа сидели в креслах перед телевизором, на экране Теноресен с охапкой цветов сиял на все стороны улыбкой.

— Привет, какие новости? — спросила Лисе.

— Теноресен и «Фанни войсиз» только что победили на конкурсе! — со счастливой улыбкой сообщил папа. — Ты тоже рада?

— Привет, дружок, — сказала мама, не оборачиваясь. — Бутерброды в схолодильнике.

— Все музыканты оркестра ушли, чтобы петь в хоре, и…

— Тсс! — шикнула мама. — Теноресен будет дирижировать еще раз.

Мама и папа наклонились вперед, поближе к телевизору.

Лисе вздохнула, вышла на кухню и взяла два холодных бутерброда с белым сыром. Из гостиной до нее доносилось пение, родители подпевали:

— Любовь… Спрекрасней слова нет на земле…

Выпив молока и почистив зубы, Лисе вошла к родителям. «Кон-ХОР-с» завершился, и диктор сообщил, что после выпуска новостей Халлвар Теноресен расскажет нации в большом интервью о своей победе на конкурсе.