— Есть Рагозин. «Кум» молодой. Недавно старлея получил. Он первое время у нас отрядным был, недолго, месяца три — четыре. Кстати, единственный нормальный отрядный из всех, кого я знал. И тот в оперчасть ушёл.

— Опер он тоже хороший, на нашу жопу, — добавил Карташ, — всё сука знает, ни хрена от него не спрячешь. И отвечает как раз за разделку, за наши бригады. А как у него имя — отчество, я что—то не помню. Вроде Вадим…

— Шплинт, — Шпана перегнулся к нижним нарам, — спроси у шнырей, как у кума Рагозина, имя- отчество.

— Да я и спрашивать не буду. Вадим Антонович он. Сам слышал, как Кислый к нему обращался, — донеслось снизу.

— Слышь, Бурый, — перешёл на шёпот Шпана, придвинувшись в к Вадиму вплотную, — ты полегче насчёт развала Союза и т.д., я тебя только что предупреждал.

— Да не Бурый я. Рокотов Валерий Петрович, — Вадим умышленно назвался Валерием, что бы собеседникам легче было общаться. — Слава Богу, хоть имя совпадает. Не знаю, как вам доказать… Скажите, Бурый какие — нибудь стихи знал наизусть, ну или песни Высоцкого, например? Вы же хорошо его знаете.

— Бурый и стихи?! — Оба весело рассмеялись.

— Ну может где-то в блокноте что-то записывал?

— Нет. Куда там! У тебя…, ну, у Бурого в блокноте несколько адресов и всё. А стихи… не помню, что бы хоть одну строчку от него когда-нибудь слышал. — Карташ задумчиво почесал лысую голову. — А ты что, знаешь стихи?

— Короче, слушайте, Высоцкий:

Эту песню Высоцкого Вадим знал наизусть, полностью. Рассказывал как стихотворение, с выражением. Тема была для уголовников — алкашей очень даже понятной, можно сказать — родной. Сначала на лицах у Шпаны и Карташа было написано сплошное удивление. Потом они расслабились, заулыбались. На словах « а какой-то танцор бил ногами в живот», Шпана залился смехом, на его глазах выступили слёзы. Карташ тоже постанывал от смеха.

Когда Вадим закончил декламировать, из-за края нар, высунулась улыбающаяся рожа Шплинта:

— Я эту песню слышал, когда последний раз на свободе был. Мы у соседа бухали, там на магнитофоне Высоцкого крутили. Я запомнил только «песни орал, голым скакал и отец говорил у меня генерал». А ты вообще всю знаешь! Ништяяяк! Может продиктуешь помедленнее, я бы в блокнот переписал?..

— Сгинь! Я же сказал, — не подслушивать! — Шпана наконец отдышался.

— Ну Вова! Мы же не виноваты… У Бурого такой голос, что наверное, в соседних хатах слышно, — из-за края нар высунулись ещё две стриженые головы. — Он так здорово причёсывает. Всем же интересно.

— Ладно, стихи можно слушать. — Шпана намного растерялся. — Но к личному базару не прислушиваться!

— Само собой…

— А ещё чё-нибудь можешь? — повернулся Шпана к Вадиму. — У тебя в натуре ништяк получается. — И шёпотом добавил, — Бурый бы так не смог.

— Пожалуйста. — Вадим на секунду задумался. — Только это не Высоцкий. Слушайте.