– Подожди минутку, – остановила его Таппенс. – Ты не объяснил одну вещь. Как быть с Холлеби?

– С Холлеби?

– Да. Признаю, что двое игроков сзади не могли видеть, Сессл это или нет. Но ты не убедишь меня, что человек, игравший с ним, был до такой степени загипнотизирован голубым пиджаком, что ни разу не взглянул на его лицо.

– В том-то вся и суть, старушка! – воскликнул Томми. – Холлеби все отлично знал. Я принимаю твою теорию, что подлинными растратчиками были он и его сын. Убийца должен быть человеком, хорошо знавшим Сессла, в частности, знавшим, что его жены и слуг не будет дома в среду, и имеющим возможность сделать слепок ключа от его бунгало. Думаю, Холлеби-младший соответствует этим требованиям. Он примерно того же возраста и роста, что и Сессл, и оба были гладко выбриты. Возможно, Дорис Эванс видела в газетах несколько фотографий убитого, но, как ты только что заметила, на них видно лишь то, что это мужчина.

– Неужели она никогда не видела Холлеби в суде?

– Сын вообще не фигурировал в деле. Ведь он не мог дать никаких показаний. Место свидетеля занимал старший Холлеби с его железным алиби. Никому и в голову не пришло спросить, чем в тот вечер занимался его сын.

– Да, все сходится, – признала Таппенс. Помолчав, она спросила: – Ты собираешься сообщить все это полиции?

– Не знаю, станут ли они слушать.

– Станут, будьте уверены, – неожиданно произнес голос позади.

Обернувшись, Томми увидел инспектора Мэрриота, сидящего за соседним столиком. Перед ним лежало яйцо-пашот.

– Часто захожу сюда на ленч, – объяснил инспектор. – Как я сказал, мы с удовольствием вас выслушаем, фактически я уже выслушал. Должен вам сообщить, что мы были не вполне удовлетворены этой историей с компанией «Поркьюпайн» и подозревали Холлеби, но у нас не было доказательств. Они были слишком ловкими. Потом произошло убийство, которое, казалось, опровергало все наши подозрения. Но благодаря вам и вашей жене, сэр, мы устроим молодому Холлеби очную ставку с Дорис Эванс и посмотрим, узнает ли она его. Думаю, что узнает. Ваша идея насчет голубого пиджака была весьма изобретательной. Я позабочусь, чтобы заслуги блистательных сыщиков Бланта были признаны.

– Вы очень славный человек, инспектор, – с благодарностью промолвила Таппенс.

– Вы бы удивились, узнав, какого мы в Ярде высокого мнения о вас двоих, – отозвался достойный джентльмен. – Могу я спросить, сэр, что означает этот кусок бечевки?

– Ничего, – ответил Томми, пряча в карман упомянутый предмет. – Всего лишь дурная привычка. А что касается молока и ватрушки, то я на диете. Диспепсия на нервной почве. Бизнесмены всегда ей подвержены.

– Вот как? – Инспектор покачал головой. – А я подумал, что вы, возможно, читали… Ладно, это не имеет значения.

Но его глаза смеялись.

– Что… – начала Таппенс и сразу умолкла.

Она только что вошла в личный кабинет мистера Бланта из смежной комнаты с табличкой «Клерки» и была удивлена, застав своего супруга и повелителя приложившим глаз к потайному отверстию с видом на приемную.

– Ш-ш! – предупредил ее Томми. – Разве ты не слышала звонок? Это девушка, и довольно симпатичная, по-моему, она весьма недурна собой. Элберт сейчас заговаривает ей зубы обычным трепом о моей телефонной беседе со Скотленд-Ярдом.