Для начала семья отправила Ритку на осмотр к «хорошему знакомому» – потомственному гинекологу Моисею Израилевичу.
В русском варианте это звучало бы приблизительно как Петр Павлович, а в московском обрусевшем еврействе к нему обращались почему-то – «Михаил Исаевич».
– Что я вам скажу, Сонечка, – пояснил он Риткиной маме после осмотра ее дочери. – Аборт – это не самое безопасное для девочки в таком возрасте, надежнее рожать.
– Мы подумаем, – пообещала Софья Львовна, пододвигая к нему по столу конверт с вознаграждением.
Семьи – Ритина и Левочкина – провели срочное заседание и интеллигентно решили жениться и рожать. Этот год Риточка пропустит, а на следующий – куда-нибудь поступит, тем более что с профессией она еще так и не определилась.
Весной следующего года родился мальчик, здоровенький, крепенький и удивительно спокойный. Назвали его Мишенькой.
– Хватит пока с семьи ортодоксальных имен, – решили коллективно, – и ровной им противоположности. Мы и так тяжело пережили «Маргариту», сделав уступку московской родне. Тем более що папа порадовал-таки нашим «Аркадий».
Левика Ритка разлюбила сразу после родов, к тому же, как вы понимаете, он не принимал участия в кормлении младенца, а это Ритку страшно возмущало.
Ну, а возмущенная Ритка – это…
Словом, от греха на время молодых родителей разлучили, Ритка с ребенком оказалась в Одессе, а Левик отсиживался в Москве, «как той партизан у засаде».
Зина, сдав без проблем и трудностей летнюю сессию, чем ознаменовала окончание первого курса и переход на второй, приехала к Ритке в Одессу на все оставшееся лето.
Ритка благоденствовала, как царица после родов долгожданного наследника – бездельничала, ела целыми днями, валялась у телика, читала, отвлекаясь лишь на кормление грудью любимого чада. Многочисленная родня пребывала в состоянии полнейшего умиления, чтобы подержать ребенка и повозиться – становились в очередь, и сюсюкались с ним, как с принцем крови.
Ну, вот тут-то у Зинаиды и случилась любовь!
Ритке на солнечный пляж ходить запрещалось по медицинским указаниям, Зинаида курортничала в одиночестве. И таки умудрилась вляпаться, без подругиного-то присмотра!
Они познакомились на пляже. Ну, собственно, выбор возможных мест для знакомства на морских курортах не пестреет разнообразием. Алексей представился студентом пятого курса Политехнического института города Москвы, но родом из Питера.
Молодой кормящей матери не рекомендовалось гулять ночами по дискотекам и кафе. Вот подруга и отрывалась по полной за двоих – и без каких-либо происшествий, поскольку провоцировать их было некому.
Ох! Он так ухаживал!
Лихость всячески демонстрировал – летел то на клумбу за цветами, то за ее улетевшим шарфиком – в одежде в море, и брассом, брассом! И – по морде какому-то забулдыге, что-то невразумительное промычавшему в адрес Зины. Носил ее на одной согнутой руке, как ребенка, ведь она была легонькая и маленькая, поигрывая мышцами и демонстрируя великолепную физическую форму.
А форма, надо вам сказать, была-а-а!
И цветочки, и шампанское, и стишочки читал при луне, и жаркие признания в любви шептал в ушко. Вообще-то Зинаида к своим восемнадцати годам имела острый и насмешливый ум и мудрость житейскую, так что на всякую такую шняжку не велась. Но уж больно все было красиво, с напором, лихо, по-гусарски!