Инакомыслие Паскаля отнюдь не ограничивалось сферой моральной теологии и незаконного книгоиздательства, Паскаль весь как бы соткан из нестандартности и своеобразия. Его сестра, Жильберта Перье, в его биографии сообщает, что в двенадцать лет он фактически заново открыл геометрию, последовательно дойдя от аксиом до тридцать второй теоремы Евклида[447] Неизвестно, происходило ли все именно так, но бесспорно, что вскоре отец разрешил мальчику читать Евклидовы Начала, и Блез стремительно освоил эту далеко не детскую книгу, ни разу не обратившись к взрослым за разъяснениями. Подобная склонность к самостоятельной работе, к поиску собственного пути исследований и впредь останется характерной для Паскаля. Свободный от груза школьных традиций, он всегда (идет ли речь о науке, или о религии) придерживался своей особой точки зрения и потому очень часто выходил за рамки принятых в современном ему обществе стандартов мысли и поведения.

В Похвальном слове Паскалю Кондорсэ подчеркивает, что этот великий ученый, живший в одно время с Декартом, не внес никакого вклада в ту духовную революцию, начало которой положил Картезий[448]. Хотя в целом такой вывод тенденциозен и потому некорректен (ведь определение рамок указанной революции — само по себе представляет весьма нелегкий вопрос), для него все же имеются основания. Паскаль не принял картезианской аналитической геометрии, оставшись верным традиционным методам древнегреческих геометров. Он проявлял большую осторожность при отказе от сложившихся в науке стереотипов н воспринимал новое лишь после тщательной экспериментальной проверки. Паскаль отрицал популярный в среде ученых и в светском обществе деизм, придерживаясь догматов «несогласного с разумом» христианства в его католической версии. Наконец, сам разум понимался Паскалем совершенно не в духе времени.

Часто можно встретить суждения о том, что Паскаль принижает разум и ставит его в подчиненное положение к сердцу, чувству. Поэтому фрагменты Мыслей, подобные 282–му («мы познаем истину не одним разумом, но и сердцем»), получают порой соответствующую интерпретацию. Делается даже вывод, что «узкому рационализму» Декарта Паскаль противопоставляет гораздо более тонкое описание механизмов душевной деятельности, особенно в сфере морального выбора. Можно согласиться, что понимание разума у Декарта весьма отлично от понимания разума у Паскаля, но «водораздел» в данном случае отнюдь не проходит по линии мысль — чувство. И у Паскаля, и у Декарта Присутствует синтетическая концепция мышления, причем Паскаль здесь многое у Декарта заимствовал. Положения о том, что человек есть «мыслящая былинка», которая противостоит мощи немыслящей вселенной[449], о том, что «все наше достоинство заключается в мысли»[450], являются фактически иноформулировками декартовского принципа cogito.[451]

Декарт отнюдь не заслужил обвинений в прямолинейности. «Под словом «мышление», — пишет он, — я понимаю все то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем»[452] Однако Декарт вовсе ие исключает чувства, поскольку они постигаются субъектом, из сферы мышления