Впрочем, Николай Гумилев в «Записках кавалериста» приводит и случай совсем другого рода. В южной Польше несколько русских солдат отстали от полка и оказались в тылу немцев. Они спрятались в лесу «и стали жить робинзонами». По ночам приходили в ближайшую деревню, «где в то время стоял какой-то германский штаб». Но местные поляки их не только не выдавали немцам, но и кормили русских хлебом, салом, печеной картошкой. Другой раз перед разъездом русских улан выскочил какой-то поляк с криком «„Германи, германи, их много… бегите!“ И сейчас же раздался залп. Житель упал и перевернулся несколько раз, мы вернулись в лес». Русские еще долго вспоминали поляка, погибшего за них. Как только удалось отбить эту местность у немцев, над его могилой поставили большой деревянный крест[252].
Не было единства и у поляков Галиции. Некоторые были не против сотрудничества с русскими. Разгром Австро-Венгрии казался делом почти решенным, а потому имелись все основания с русской властью дружить. Тем более что русские всячески старались задобрить поляков. Русские военные власти устраивали для польской аристократии балы и банкеты в Станиславове, Коломые, Дрогобыче. Весной 1915 года в Галиции была выпущена памятная медаль с изображением обнявшихся русского и поляка. На медали было две надписи: «В братском единении сила» и «Русские — братья полякам»[253].
Несколько львовских газет («Gazeta Narodowa», «Slowo Polskie») славили российские войска, ругали Пилсудского и пророчили скорый крах Дунайской монархии. Но при всем при том пророссийски настроенные поляки старались по возможности не показывать публично своей симпатии к русским[254]. Когда Николай II посетил Львов, большинство поляков демонстративно остались дома[255].
Польский вопрос, возникший в России при матушке Екатерине, не мог быть решен в разгар мировой войны, которую польские националисты воспринимали как исторический шанс для восстановления Польши. Юзеф Пилсудский уже в январе 1914 года предсказывал, что в будущей европейской войне Германия и Австро-Венгрия победят Россию, но и сами будут разгромлены Англией и Францией. Поэтому полякам надо сначала сражаться на стороне центральноевропейских держав, а в нужный момент перейти на сторону Антанты[256]. За чтением этих польских откровений невольно вспоминаешь знаменитую статью Ивана Франко «Поэт измены» — о величайшем польском поэте Адаме Мицкевиче, который в поэме «Конрад Валленрод» предательство во имя Отечества изобразил подвигом.
Русская партия в нерусской стране
Когда русская армия только вступала во Львов, у местных жителей взяли шестнадцать заложников: надо было обеспечить безопасность русских войск. Предосторожность была не лишней — в городах Галиции русских уже, случалось, обстреливали. Заложников взяли от каждой из четырех общин, населявших город: от поляков, евреев, русинов-украинцев и русинов-москвофилов. Украинцев (мазепинцев) русские власти считали своими врагами, евреев подозревали в измене, поляков тщетно пытались привлечь на свою сторону и только москвофилов считали безусловно своими. И сами москвофилы думали, будто настал их звездный час.