Французское командование поручило защищать Херсон союзникам-грекам, которые поразили русских и украинцев тем, что передвигались не на лошадях, а на мулах. Григорьев взял Херсон после шестидневного штурма (9 марта 1919-го). Победитель велел наполнить трупами греков пароход и отправил его в Одессу в качестве «подарка» союзному командованию. Союзное командование оценило все правильно и вскоре начало эвакуацию из Николаева и Одессы. Николаев остались защищать всё те же греческие войска. Они будут почти полностью уничтожены во время штурма города григорьевцами (14 марта 1919-го). Одессу никто не защищал, хотя там «было значительное количество русских офицеров, болтавшихся в городе вместо того, чтобы быть на фронте»[1515]. 8 апреля войска Григорьева вступили в Одессу «под черными, красными и желто-голубыми» знаменами[1516]. Это были настоящие украинские вояки в папахах и свитках, что странно смотрелись на улицах европейского города, залитого апрельским солнцем. Впрочем, многие григорьевцы уже успели переодеться в трофейные греческие мундиры и французские каски.

Атаман, по одним источникам, въехал в город на белом коне, а по другим — на автомобиле. Толпы горожан окружали его: «Кто-то ухватил атаманскую руку и поцеловал ее. После этого Григорьев уже сам протягивал руку для поцелуя»[1517]. Это был настоящий триумф крестьянского сына. За взятие Одессы Григорьева представили к ордену Красного Знамени — в то время единственному советскому ордену. Правда, о́рдена не дали, зато развернули его бригаду в дивизию, предложили возглавить поход на Румынию, помочь героической Венгерской республике победить ее опаснейшего врага и далее нести в Центральную Европу пролетарскую революцию на штыках и шашках.

Большевистское командование и лично Антонов-Овсеенко хорошо понимали психологию этого полевого командира, играли на его честолюбии. Но большевики забыли, что командир повстанцев или партизан подчас больше зависит от своих подчиненных. Григорьев был одним из последних выборных военачальников Гражданской войны. Его бойцы жили не в казармах, а размещались по селам, а сёла были — родные. И эти новые «красные герои» увидели произвол продотрядовцев и чекистов, в большинстве своем отнюдь не местных, не украинцев. И в апреле 1919-го, еще до начала так называемого мятежа Григорьева, его бойцы начали убивать чекистов, разгонять продотряды и, конечно же, громить евреев. Григорьев был вовлечен в это восстание самой силой вещей. Его опорой были его бойцы, без них он не был нужен ни Красной, ни Украинской советской армии. Там уже хватало и военспецов, и толковых командиров, более надежных, чем бывший петлюровец Григорьев.

Положение большевиков на Украине было шатким. Войска́ Антонова-Овсеенко, не считая надежных «интернациональных» частей (венгров и китайцев), мало чем отличались от повстанцев Зеленого или Григорьева. Даже самые боеспособные, покрывшие себя славой Богунский и Таращанский полки чуть было не повернули оружие против большевиков. А дело было так. Как раз в начале апреля во время наступления Струка, Соколовского, Зеленого на Киев до командира Таращанского полка товарища Боженко дошло страшное известие: в Киевской ЧК убили его жену, «социалистку 23 лет». Боженко пришел в ярость. Он сообщил в Киев: «Срочно телеграфируйте расследовать о ее смерти, дайте ответ через три дня, выступим для расправы с ЧК, дайте ответ, иначе не переживу. Арестовано 44 буржуя, уничтожена будет ЧК». Бедные буржуи, попавшиеся под горячую руку товарища Боженко! Но этого мало. Командир Богунского полка и всей 44-й дивизии Николай Щорс поддержал боевого товарища. Если бы эти войска — а они сражались на фронте против Петлюры — оставили свои позиции и пошли на Киев мстить за жену Боженко, уже в апреле для большевиков на Украине наступила бы военная катастрофа. «Общее состояние советской власти на Украине таково, что приходится удивляться, на чем она держится»