Нескладно пошло. Трудно было понять - как так случилось: совсем недавно окрестные, недовольные властью, жители дружно, как один, поднялись против губернаторского войска, невзирая на язык и веру, яростно изрубили отряд Юнгера, а теперь ни с того ни с сего полезли в драку друг на друга?!

В эти дни Несмеянке пришлось распрощаться с покидавшими мордовские земли ватажниками. Хайридин и Сыч по приказу атамана Зари возвращались со своими молодцами в Чертово Городище. А затем ватага Михаила Зари должна была покинуть Нижегородскую губернию, чтобы не быть захваченной войском казанского губернатора.

- Прощайте, братья, бейтесь до последнего!

На конях выехали из своей засады Несмеянка, Сыч, Хайридин и Мотя, направившись в сторону реки Суры, а за ними следом пошли ватажники, распевая песни, хотя Хайридин и упрашивал их не петь. Но трудно было сдержаться, у каждого загорелась в душе радость великая, что скоро снова увидит он Волгу, снова грудь вдохнет ее здоровый, вольный воздух - надоело толкаться на одном месте! Что может сравняться с матушкой-Волгой?

У села Антонова навстречу ватаге выбежали караульные солдаты, но, увидав разбойников, побросали ружья и в страхе разбежались. Хайридин подарил все десять ружей Несмеянке. Много было смеха. "Ну и храбрецы губернаторские молодцы!"

Мотя отказалась уйти с Сычом из родных мест.

- Умру я здесь... Пускай меня убьют, а никогда я не брошу своих... Забудь обо мне...

Цыган готов был заплакать. Сморщился.

- Ой, и как тяжело мне на белом свете, - давился он слезами, покидать тебя! Кого же я в своей жизни мог так любить, как тебя, пернатую чечетку?! О... о... о!..

Мотя утешала его:

- Найдешь другую.

- Нет! Нет! Никогда! Ой, и как же ты плохо знаешь меня, батюшки! Могу ли я теперь полюбить другую? Не такой я человек!

И впрямь Сычу казалось, что никого и никогда он не любил, и не только не любил, но и вообще не знал никогда ни одной женщины; только Мотя - его единственная и первая любовь. Чтобы никто не видел, как он ревет, он задержал своего коня, отстал от своих товарищей.

- Вот она - разбойничья жизнь! - говорил он. - И любить-то нам на свете заказано...

Мотя, глядя на цыгана, сама чуть не заплакала, но все же сдержалась.

Затем Несмеянка облобызался с Хайридином и Сычом, крикнул Мотю и, круто повернув, хмурый, озабоченный, понесся вместе с Мотей в мордовский стан.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На дворе стояла ясная, теплая погода.

В полях - благодать! Повсюду заговорили о хорошем урожае. Рыбаки уверяли, что рыбы ловится много, а особенно окуней и ершей, - значит, изобильно уродится пшеница, ячмень, рожь, полба. Комары тоже с весны вились высоко - овес должен быть высок. Да и бабочек желтых, белых, красных и голубых появилось в полях и на лужайках невиданное множество, имевшие пасеку радовались предстоящему обилию меда. Лежавшие в засаде люди знали, что все это - вернейшая примета урожая. На что ни взглянешь - все говорит о том, что "мордовские боги услышали молитву терюхан", и однако... до урожая ли теперь, когда в Терюшевскую волость каждый день приходят духовные и военные команды и ловят там и сям мирных поселян, приводят их в приказную избу? На днях захватили мордвина Сесю Петрова (ладно, пистоль парень вовремя упрятал в кусты за околицей!). Окружили его, допрашивали: "Зачем сожгли православную церковь? Зачем разорили вотчину Оболенского?"