Все покосились на чеченца. Тот сидел с перевязанной шеей и потягивал кахетинское. В части вина он делал исключение из мусульманских правил.

– Да, Имадин Алибекович, – спохватился Фрезе, – ваши бумаги готовы. Можете ехать на войну. Когда вернетесь и получите прощение, с удовольствием приму вас на службу в полицейскую стражу.

Алибеков отказался от такой чести наотрез:

– Надоело бегать по горам с винтовкой. Вернусь в свой аул, буду разводить овец. Женюсь. Приезжайте в гости, ваше высокопревосходительство.

– Сначала сходи к доктору насчет сердца, – строго сказал Лыков.

Но чеченец лишь покачал головой:

– Сначала на войну.

– Меня выручил Имадин, – продолжил коллежский советник. – И его обширные знакомства в разбойничьей среде. Чачибая выполнял в «большой постирочной» обязанности связного со всякой дрянью. Дашнаки, абреки, воры – все были его приятели. Но армянские боевики дважды не сумели со мной справиться, и ротмистр обратился к Зелимхану Гушмазукаеву. А тот спросил у кунака… Если бы не это обстоятельство, у них могло бы все получиться. История с часами особенно меня убедила.

Лыков вынул из жилетного кармана «Тиссот» с гербом, полюбовался и убрал обратно.

– А где часы Скибы? – спросил полицмейстер.

– Пусть он их теперь сам разыскивает, – усмехнулся питерец. – Эти я ему не отдам.

– Найдем, – утешил начальство Снитко. – Пока Максим Вячеславович выздоравливает, я поищу по городу.

– «Тиссот» Скибы, скорее всего, у Фолата Гаджи Солтан-оглы, – предположил Лыков. – Придется вам за ним в горы ехать.

– Надо будет – съезжу, – солидно ответил коллежский секретарь. – Мне после экса уже ничего не страшно.

– Алексей Николаевич, – обратился к сыщику полицмейстер, – а помните, вы обыскивали квартиру Шмыткина? И сказали мне, что бумаги у него какие-то странные. Мусорные, вот как вы их назвали.

– Помню. Действительно, только два закладных листа были стоящие, а все остальное дрянь.

– А почему так, по-вашему?

– Я уже думал над этим, – начал Лыков. – Ваш помощник, Георгий Самойлович, и в самом деле был у «постирочной» в услужении. Уж извините, как есть… Но когда я телеграммой велел его задержать, люди Трембеля застрелили коллежского асессора. Представив это как самоубийство.

– Тут понятно, но что с доходными бумагами?

– Они подложили ему что похуже, а лучшие забрали себе.

– Зачем? – настаивал Ковалев. Видимо, он всерьез заинтересовался фондовыми операциями и решил расспросить знающего человека с лесным имением.

– Вот и я сначала не понял, – ответил сыщик. – Мы трясем казначейство, как липку. Операции по «отстирке» прекратились. А злоумышленники для чего-то берегут купоны, не отдают нам. Бросили бы их к чертям, все равно теперь не обменяешь. Но нет. Тогда я и заподозрил впервые, что будет экс.

– Какая же тут связь? – удивились все.

– Раз бумаги еще нужны, значит, им нашли применение. Заметьте, и одесские облигации агенты «постирочной» захотели прибрать к рукам. Хотя проще было отказать Азвестопуло. Пошли на риск, а для чего? Думаю, уже тогда Трембель задумал напасть на денежную карету. Выкрасть из нее сумму заранее, а взамен подложить серии. Кстати, афера с одесскими бумагами прямо говорит нам о том же эксе. Ведь надо было додуматься обокрасть тамошних бандитов! Злогостев с Дулайтисом идиоты. Они считали, что полицейская форма послужит им защитой и горячие ребята с Молдаванки не решатся наказать обидчиков. Да в Одессе за подобный фортель околоточному вырезали бы на шее жабры и пустили плавать в Черное море! Лишившиеся двухсот тысяч громилы поехали бы за ними на край света. И в Тифлис бы наведались без сомнения. Умный Трембель это хорошо понимал. Он сунул под топор головы исполнителей, а сам остался в тени. К тому времени, когда нагрянула бы карательная экспедиция, кукловод собирался уже покинуть Кавказ. – Лыков перевел дух и продолжил: – Страсть к сериям – это подсказка. Карл Федорович думал так. Дашнаки пока еще разберутся, что их надули. Опять же, серии – почти деньги, можно с грехом пополам объясниться с грабителями. Мол, другого нет, берите, что плывет в руки. Вот почему Шмыткину подсунули дрянь, а приличные бумаги накапливали. Вложили две хороших, чтобы подчеркнуть связь с «постирочной», остальные в запас. И Зелимхану не обменяли его облигации – берегли для того же экса. Как только я приехал, заправилы – Трембель с Щербаковой – решили лавочку закрыть. Но сначала взять куш.