– Очень срочное! – улыбаюсь я и протягиваю ему два приглашения. Второе, разумеется, на имя Шолохова.
– Свадьба – это отлично, хоть какая-то приятная новость за последнюю неделю, – устало вздыхает Федин, – видел, что в приемной творится? Народ как с цепи сорвался!
– Может, осеннее обострение в Москве? И бросились все писать. Я вон тоже пару сценариев накропал.
– Ну, ты сравнил! Если бы все, как ты, писали, я бы каждый свой рабочий день приемным сделал, а еще с удовольствием сверхурочно поработал бы. И голова бы у меня не болела, кого на Госпремии выдвигать.
Кто о чем, а вшивый о бане! Далась ему эта чертова Госпремия…
– Кстати, – спохватывается он, – на днях имел разговор со Степаном Денисовичем, а потом еще и с Екатериной Алексеевной по поводу твоего выдвижения на Ленинскую премию. Мезенцев нас убедил, что для начала стоит все-таки ограничиться премией рангом пониже. Ты парень молодой, у тебя все впереди.
Я довольно киваю. Действительно, ни к чему это, только завистников плодить. Была бы моя воля, я бы от всех этих премий вообще отказался, но ведь не выйдет – у них же план по этим премиям горит.
А вид-то у Федина не просто усталый, а замученный. Хотел ему на рецензию сценарий «Адъютанта» отдать, но передумал. Даже не буду мужика грузить. Лучше доеду до Баскакова в Госкомитет по кинематографии. В ответ на мою скромную просьбу позвонить Владимиру Евтихиановичу мэтр тут же берется за трубку. Так что в целом мой визит к Федину прошел удачно и занял всего минут семь, не больше. Тепло попрощавшись, я помчался дальше – теперь в Гнездниковский переулок.
…В приемной руководства Госкомитета народа сидело не меньше, чем у Федина. Такое впечатление, что наши творческие работники полжизни в этих приемных проводят. Ага… а вторую, по вечерам – в ресторане ЦДЛ! Туда точно так же не пробьешься. Заметив меня в дверях, молоденькая секретарша расплывается в улыбке:
– Здравствуйте, товарищ Русин! Присядьте на минуточку, я сейчас сообщу о вашем приходе Алексею Владимировичу.
Головы всех посетителей тут же поворачиваются ко мне, разговоры стихают. Я смущенно улыбаюсь милой девушке, имя которой даже не удосужился узнать в прошлый раз.
– Да я же вроде не к товарищу Романову. Мне бы к Владимиру Евтихиановичу.
– Нет, нет! Алексей Владимирович хотел лично с вами поговорить.
Ну… поговорить так поговорить. Под неприязненные взгляды посетителей скромно присаживаюсь на свободный стул в углу. Вообще-то это странно. Какое дело Романову до начинающего писателя? Если только Федин решил мне по доброте душевной помочь?
Председатель Госкомитета по кинематографии оказался ничем не примечательным чиновником лет шестидесяти. Плотный, невысокий, с залысинами, на носу очки в тонкой оправе. Спокойный, как удав. Его с одинаковым успехом можно было представить и в кабинетах ЦК, и в Совмине, и на заседании Верховного Совета. С живым, эмоциональным Баскаковым они представляли разительный контраст.
Знакомимся. Я даже удостаиваюсь вялого рукопожатия председателя – неслыханная честь для молодого автора. Нет, пожалуй, это Фурцева ему позвонила. Больше некому. Меня сдержанно хвалят, говорят, что мой сценарий получился крайне удачным, принято решение запустить его в производство. Рассматриваются несколько кандидатур на роль режиссера, но есть ли у меня самого какие-то мысли на этот счет?