Сэнди зажмурился и с маху воткнулся лбом в носок крыла. Капитан опустил голову. Говорить было не о чем и нечего.
И вдруг Остров подпрыгнул под ногами! Дробно ахнула и загрохотала каменная осыпь за спинами, вздыбив клубящуюся тучу мощной пыли; орудийным залпом где-то обвалилась скала; над задрожавшим, словно в землетрясении, пляжем взметнулось удушающее облако пыли и песка — и в тот же миг русские аж присели от рухнувшего сверху рева и грома.
Вырвавшись из лопнувшей над водой зеленоватой слепящей вспышки, затмившей сияние расплавленных небес, над Островом с адским железным ревом пронеслась вихрем пятерка непривычно брюхастых, головастых, широкофюзеляжных, с обрубленными широкими короткими крыльями самолетов с богато застекленными просторными кабинами — и мгновенно сгинула, исчезла в знойном мареве; рация в миг пролета взорвалась безумным воем и визгом, уши заложило, штурмовик трясло в резонанс грохоту и гулу валящихся по склонам скал камней, виски заломило уже знакомой дикой болью до обморока; рев моментально исчез с исчезновением машин, и тут же рация под такой же размеренный, как и всегда, рокот волн быстро и четко сказала:
— Порт-Эверглейдс, вас слышу, здесь Тейлор! Мы только что пролетели над небольшим островком! Никакой другой суши в пределах видимости нет!
Капитан пригнулся, широко расставив ноги, и тер тыльной стороной ладоней слезящиеся глаза. Все было ясно. Не надо было быть летчиком, чтобы понять: группа безнадежно заблудилась над океаном. Но… Но не было ответа на другой, куда более важный, вопрос: каким океаном?
Каким? Где? И в каком… Ну, смелее: в каком мире? — с замиранием сердца спросил себя — осмелился спросить — старшина. Он же просто человек — человек как бы там ни было! И боялся ответа, хотя ответ уже знал. Теперь, когда все догадки приобрели такую четкую страшно-неопровержимую реальность, — знал. Что?!
Да, рация вновь заработала! Они все живы — живы!
— Когда у кого-нибудь из вас останется десять галлонов топлива, мы все вместе, повторяю, только все вместе садимся на воду. Каждый это понял?
Сэнди, боясь верить, с невыносимо-истовой надеждой заметался глазами по лицам русских; со лба его шелушилась отслоившаяся с крыла «ила» сухая крошка-чешуя старой камуфляжной краски. А рация работала! Они все еще были живы; они все еще боролись — хотя, кажется, уже поняли, что оказались за пределом, что шагнули туда, откуда нет возврата…
— … не кончится горючее. Ближе к берегу у нас больше шансов…
Пауза. Неясное встревоженное бормотание. Чей-то изумленный возглас:
— Что это? Что это там такое — слева?!
— Мы можем зарыться в любую минуту!
— Тейлор — Пауэрсу. Вы слышите меня?
Вот теперь наступила развязка: неведомый им Тейлор что-то увидел, что-то невероятно важное, он пытается, он надеется дозваться, докричаться до своих; ах, если бы он знал…
— Вы слышите меня?! Тут, слева…
Треск, свист — проклятые помехи! Нет, вот он вновь прорвался:
— … не думаете ли вы, что… Если б нам увидеть свет!
Все. Связь оборвалась — на сей раз навсегда. Они ушли.
Тихо-то как… Невероятно, невозможно, ненавистно и привычно тихо.