– Молчать! – рявкнул я. – Какого лешего, ты вылезла?

– Но, я… – осеклась девушка. – Извините. Мне вернутся?

– Стой, раз уж пришла. Ствол автомата наведи на этих, если дернутся, стреляй. А, то не понятно, с нами они или против нас, – приказал я, затравленно озираясь по сторонам. С улицы донесся встревоженный крик, второго бандерлога. – Лера, спрячься за угол. А, вы, продолжайте ломать мебель, как и раньше. Не дай бог, предупредите этого, об опасности, – я кивнул в сторону улицы, – будете умирать долго и мучительно.

Прикрыв тело застреленного бандерлога, плакатом об основах детской гигиены, я осторожно пробрался вдоль стены, сжимая в одной руке «Гошу», а в другой руке нож. Автомат висел за спиной.

– Тарас, ты дэ? – раздался громкий крик. – Чого мовчышь?

Подобравшись к ближайшему окну, я коротко свистнул, пытаясь изобразить, какую-нибудь мелодию… получилось плохо, но второй бандерлог меня услышал.

– Тарас, не свисти, грошей нэ будэ, – обладатель футболки с Бандерой, пьяно хохотнул и подтянувшись на руках, заглянул внутрь комнаты.

Его голова, была всего в метре от того места где я стоял.

– Руки, до горы, клята москальска пыка! – тихо произнес я, держа голову бандерлога под прицелом пистолета. – Тильки ворухнысь, и я у твою гарну макытру на хер отстрелю. Зрозумив? Извини не знаю как, по-украински будут слова хер и стрелять.

– Я не москаль, – ошарашено произнес бандерлог.

Удивлению парня не было придела, ну еще бы, всего пару минут назад, он хлестал пиво и был хозяином жизни, а тут в него тычут пистолетом, да еще и обзывают москалем. Парень попытался поднять руки вверх, но он ими держался за подоконник, и перед ним стала дилемма: поднять руки и упасть или продолжать держаться за подоконник, но при этом рисковать получить пулю в голову. Бандерлог нашел третий вариант – он поднял одну руку вверх, а второй продолжал держаться за подоконник.

Широко шагнув, схватил молодого бандеровца за ворот футболки и затащил внутрь комнаты. Когда бандерлог, тяжело перевалившись через разбитую оконную раму, растянулся на полу, он тут же получил от меня несколько ударов ногами. Бил расчетливо и точно, один ударов в лицо, так чтобы разбить нос и выбить пару зубов, потом еще пару ударов по корпусу, в район печени и солнечного сплетения, чтобы сбить дыхалку и в довершении прыжок на одну из ног, так, чтобы отчетливо хрустнула сломанная кость.

– Ну, чё, поговорим хлопчэ? – нож вспорол брюки срезая ремень. Парень хоть и получил очень болезненные удары, но дернулся, чтобы удержать руками сползающую ткань брючин.

– Нэ трэба, нэ трэба! Нэ бийтэ мэнэ! – заверещав неожиданно высоким голосом бандерлог.

– Тихо, зараза, тихо! – короткий удар, в голову, прекратил крики. – Я – задаю вопросы, ты – на них отвечаешь. Не ответишь на вопрос – ударю ножом, замешкаешься с ответом – ударю ножом, солжешь мне – ударю ножом. Понял?

– Так, дядьку, так! Зрозумив!

– Говори по-русски! А, то я, не дай бог, тебя не пойму, и ударю ножом, а окажется, что зря. У меня, видишь ли, по украинскому языку, в школе была тройка… и ту, учительница, ставила из жалости, чтобы на второй год не оставили.