— Я сдал четыре экзамена из пяти. Набрал пятьдесят семь баллов. У Черканова — тоже пятьдесят семь. Завтра последний экзамен, доклад. Либо я поступлю, либо он.
— Не понял. Вы что, последние по очереди?
— Нет, мы первые. Но бесплатное место только одно.
— У тебя нет денег на платное?
— Гранд, у меня вообще денег почти нет! Я живу у Вениамина Андреевича, и живу за его счет! Да, я покупаю продукты, и так далее… Но он все равно тратит гораздо больше! Он сказал, что оплатит первый курс, если я не поступлю на бесплатное, но…
— Стек, ты крут. Ты офигенно знаешь эту свою психологию. Ты по-любому поступишь, — мальчишка ободряюще улыбнулся другу.
— Я могу поступить. Я знаю. Но…
Стас не знал, с чего начать этот разговор.
Три дня назад, после экзамена по теории общей психологии, последним выходя из корпуса он увидел Олега, сидевшего под деревом на траве. Все уже разошлись, сам Ветровский задержался, решая вопрос с документами. Сегодняшний экзамен начался поздно, и сейчас уже смеркалось. Черканов не заметил невольного наблюдателя.
Сам не зная, зачем, Стас подошел ближе, стараясь остаться не увиденным.
Плечи Олега тряслись, лицо молодой человек прятал в ладонях. Он явно боролся с рыданиями, причем не очень успешно.
— Я должен поступить. Я обязательно должен поступить. Иначе нельзя. Денег больше нет, жить будет не на что… а если я не поступлю, то и негде… и больше у меня не будет шанса поступить на бесплатное… я должен поступить!
Очень тихо и осторожно, Стас отошел от плачущего Черканова, и скрылся в тени.
— Я подождал, пока он успокоится и пойдет домой и проследил за ним. Гранд, ты не представляешь, в каких условиях он живет… От его дома до станции метро — больше часа пешком, там ходит маршрутный автобус, но он ходит пешком — экономит. По дороге домой он заходил в маркет, я наблюдал через стекло. Он купил пачку быстрой лапши и пакет кефира, самые дешевые. Я проследил до самого дома, там заглянул через окно — он на первом этаже живет. Представь, он поделил лапшу, которой в пакете на два раза, на четыре порции. Одну съел, запил глотком кефира. Потом сел за учебники. А вечер был душный, он разделся, сидел в одних трусах. Гранд, он такой тощий, каким я в худшие времена не был! — Стаса трясло при воспоминании об этой похожей на тюремную камеру каморке. — Я там поговорил с женщиной, живущей напротив, она его подкармливает иногда. Он редко соглашается, гордый слишком. Так она сказала, что у него вся надежда — на универ, он ей рассказывал. И говорил, что если не поступит — покончит с собой, все равно дальше жить не получится. Знаешь, я верю, что он так и сделает. И как мне быть?
Гранд помолчал немного.
— Знаешь, еще недавно я бы сказал, что это не твои проблемы. Он сам виноват, что не подготовился как следует, и так далее. Но сейчас… я не знаю, что тебе посоветовать. Или он пострадает, или твой приемный папа. С одной стороны, папу огорчать нельзя, он у тебя офигенный мужик и вообще человек настоящий. С другой стороны — папа потеряет только деньги, а этот Олег — жизнь. С третьей, он сам виноват… а, это я уже говорил.